У В. П. Зубкова

"...Я был в связи почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков", - писал Пушкин П. А. Вяземскому 10 июля 1826 года- за три дня до свершившейся в Петербурге казни пятерых декабристов. Рисунок виселицы не раз повторяется в пушкинских рукописях: его не оставляла мысль о трагической судьбе казненных, о том, что и сам он мог бы разделить участь "друзей, братьев, товарищей". Живо интересуясь всеми подробностями следствия и суда над декабристами, Пушкин часто навещал своего нового приятеля Василия Петровича Зубкова, привлекавшегося к следствию "по делу 14 декабря" и близко знакомого с лицейским другом Пушкина декабристом Иваном Ивановичем Пущиным (до декабрьского восстания оба они служили при московском генерал-губернаторе Д. В. Голицыне). Зубков был заключен в Петропавловскую крепость, но через некоторое время освобожден "с аттестатом", поскольку доказать, что он входил в тайное общество или знал о его существовании, не удалось. О своем заключении в крепости и о ходе следствия Зубков оставил записки на французском языке. "Они исполнены исторического и бытового интереса, - писал впоследствии известный русский юрист и общественный деятель А. Ф. Кони. - Приемы допроса декабристов, условия их содержания, личности членов Следственной комиссии охарактеризованы в них очень метко, переплетаясь с чертами из общественной жизни того времени".

Рисунок Пушкина. Среди изображенных - декабристы П. И. Пестель, С. П. Трубецкой, К. Ф. Рылеев

Пушкин пишет у Зубкова "Стансы" - программное стихотворение, в котором призывает Николая I следовать примеру Петра Великого - не быть злопамятным, вернуть сосланных декабристов:

 Семейным сходством будь же горд; 
 Во всем будь пращуру подобен: 
 Как он, неутомим и тверд, 
 И памятью, как он, незлобен.

Зубков жил на Малой Никитской (ул. Качалова, 12), в доме надворного советника П. Ф. Соковнина. "В Москве уцелело очень мало таких широких вельможных усадеб", - говорится в путеводителе, изданном в начале XX века. Прекрасно сохранился главный дом строгой классической архитектуры и боковые флигели, образующие полукруглый парадный двор, скульптуры XVIII века "Парис" и "Елена" во дворе перед домом - весь ансамбль городской усадьбы конца XVIII - начала XIX века.

Вельможная усадьба

'Елена'

С Домом Зубкова связана история первого московского увлечения поэта. В сентябре или октябре 1826 года Пушкин познакомился со свояченицей Зубкова, своей очень дальней родственницей Софьей Федоровной Пушкиной. Ей было в то время 20 лет; она рано потеряла родителей и воспитывалась вместе с сестрой Анной (будущей женой Зубкова) в великосветском доме Екатерины Владимировны Апраксиной.

С. Ф. Пушкина

Софья Пушкина считалась в Москве одной из первых красавиц: она была, по словам Е. П. Яньковои, "стройна и высока ростом, с прекрасным греческим профилем и черными, как смоль, глазами, и была очень умная и милая девушка". О том, что Пушкин был ею увлечен, свидетельствуют его письма друзьям в ноябре- декабре 1826 года: "...еду похоронить себя в деревне до первого января, - уезжаю со смертью в сердце" (Зубкову, при отъезде из Москвы в самом начале ноября); "Долго здесь не останусь, в Петербург не поеду; буду у вас к 1-му... она велела!" (Вяземскому, из Михайловского). Прошло около двух недель- и Пушкин покинул свою "проклятую деревушку", чтобы "как бомба" явиться в Москву на месяц раньше условленного- к Декабря! "Мне 27 лет, дорогой друг,- писал Пушкин Зубкову. - Пора жить, т. е. познать счастье. Ты говоришь мне, что оно не может быть вечным: хороша новость! Не личное мое счастье заботит меня, могу ли я возле нее не быть счастливейшим из людей, - ноя содрогаюсь при мысли о судьбе, которая, быть может, ее ожидает, - содрогаюсь при мысли, что не смогу сделать ее столь счастливой, как мне хотелось бы. Жизнь моя, доселе такая кочующая, такая бурная, характер мой - неровный, ревнивый, подозрительный, резкий и слабый одновременно- вот что иногда наводит на меня тягостные раздумья. Следует ли мне связать с судьбой столь печальной, с таким несчастным характером - судьбу существа, такого нежного, такого прекрасного?.. Бог мой, как она хороша!.."

В письме Зубкову раскрывается короткая история знакомства Пушкина с Софьей: "Мерзкий этот Панин,- пишет он о ее женихе, - два года влюблен, а свататься собирается на Фоминой неделе - а я вижу раз ее в ложе, в другой на бале, а в третий сватаюсь!"

Пушкин не знал еще в то время, что Москва уже занята разговорами об "интересной свадьбе" "малютки Панина на крошке Пушкиной". 19 декабря, когда поэт вернулся в Москву, она была уже помолвлена, а через месяц вышла замуж. Эта грустная история первого неудавшегося сватовства Пушкина имеет как бы второй план, некую поэтическую параллель, отмечавшую все повороты событий и перемены в настроении поэта: восьмистишие "Нет, не черкешенка она..." написано вскоре после знакомства Пушкина с Софьей Федоровной; перед отъездом в Михайловское - перед разлукой - ей переадресовано раннее стихотворение "Зачем безвременную скуку зловещей думою питать..."; надеждой на скорую встречу с ней проникнуты строки "Зимней дороги", созданной под впечатлением поездки из Пскова в Москву во второй половине декабря 1826 года. И быть может, последним отголоском этой любви стало стихотворение "Соловей и Роза", написанное в Москве в январе - феврале 1827 года:

 В безмолвии садов, весной, во мгле ночей, 
 Поет над розою восточный соловей. 
 Но роза милая не чувствует, не внемлет, 
 И под влюбленный гимн колеблется и дремлет* 
 Не так ли ты поешь для хладной красоты? 
 Опомнись, о поэт, к чему стремишься ты? 
 Она не слушает, не чувствует поэта; 
 Глядишь - она цветет; взываешь - нет ответа.

Позднее, в 1830 году, Пушкин бывал у Зубкова в Большом Толстовском переулке (Карманицкий пер., 12; дом не сохранился). О доме есть упоминание в "Рассказах бабушки" Е. П. Яньковой: "...деревянный, одноэтажный, предлинный по улице". В 1820-х годах здесь, у декабриста П. И. Калошина, некоторое время жил ближайший друг Пушкина И. И. Пущин.