Связи прежних лет

Н. И. Трубецкой

Дом в Большом Знаменском переулке (ул. Грицевец, 8) в конце XVIII - начале XIX века принадлежал семье князя Ивана Николаевича Трубецкого. Это был роскошный каменный особняк с фронтоном, украшенным лепным орнаментом и гербом старинного дворянского рода Трубецких; к дому примыкал просторный двухэтажный флигель. Главное здание сохранило прежний архитектурный облик, флигель же значительно перестроен; не осталось следов от обширного двора и сада, отделявшего дом от улицы. Хозяйка этой богатой усадьбы княгиня Наталья Сергеевна Трубецкая (урожденная Мещерская) "по всей справедливости пользовалась репутацией умной, образованной и чрезвычайно практической женщины. Она считалась одной из первых почтенных старых дам, которых в то время было много в Москве", - вспоминал ее внучатный племянник князь А. В. Мещерский. О бытовом укладе семьи можно судить по воспоминаниям этого же мемуариста: "Тетушка княгиня Наталья Сергеевна вышла очень молодою за человека богатого, но весьма расточительного и слабохарактерного. От массы накопившихся долгов он стал нуждаться в деньгах, несмотря на свои обширные поместья в разных губерниях. Княгиня Наталья Сергеевна, скоро догадавшись о неминуемом их разорении, с согласия мужа взяла в свои руки бразды правления и, решившись тотчас продать половину всех имений, при большой аккуратности и порядке, спасла таким способом остальное состояние и оставила каждому из трех своих сыновей не менее миллиона в имениях и в капиталах". Трубецкие устраивали у себя балы и праздники, известные всей Москве, и "давали, как говорят, тон всему обществу". По всей вероятности, и Пушкины нередко бывали у них. Один из сыновей Трубецких - Николай Иванович - впоследствии стал страстным библиофилом. Возможно, встречаясь с ним еще в детские годы, Пушкин подметил большой интерес его к книгам. Принято считать, что именно ему посвятил лицеист Пушкин послание "Городок":

 Укрывшись в кабинет. 
 Одни я не скучаю 
 И часто целый свет 
 С восторгом забываю. 
 Друзья мне - мертвецы. 
 Парнасские жрецы. 
 Над полкою простою 
 Под тонкою тафтою 
 Со мной они живут. 
 Певцы красноречивы. 
 Прозаики шутливы 
 В порядке стали тут.

Рабочий стол

Князь Николай Иванович Трубецкой слыл в Москве хлебосолом и, как отмечали современники, "был самый приятный человек в обществе".

Пушкин дружил с Трубецким и бывал у него дома в 20-30-е годы. В примечаниях к "Истории Пугачева" он упоминает о библиотеке Трубецкого. Называя одну "весьма редкую" французскую книгу XVII века о Степане Разине,'он пишет: "...я видел один экземпляр оной в библиотеке А. С. Норова, ныне принадлежащей князю Н. И. Трубецкому". В библиотеке Трубецкого находилась ценнейшая" уникальнейшая книга- единственный экземпляр пушкинской поэмы "Цыганы", напечатанный на пергаменте. Как упоминалось, поэт подарил ее в 1827 году Сергею Александровичу Соболевскому. В начале 30-х годов, когда Трубецкой приобрел прекрасное собрание редких книг Авраама Сергеевича Норова, Соболевский, в ознаменование этого события, подарил ему драгоценный экземпляр "Цыган". После смерти Николая Ивановича библиотека его перешла к князю Н. А. Орлову, женатому на его дочери. Судьба редчайшей пушкинской реликвии неизвестна.

Ф. И. Толстой

Граф Ф. И. Толстой. Рисунок Пушкина

"Граф Федор Иванович Толстой, прозванный Американцем, был человек необыкновенный, преступный и привлекательный" - так о нем отозвался его двоюродный племянник Лев Толстой. "...Он был человек храбрый, энергичный, неглупый, остроумный, образованный для своего времени и преданный друг своих друзей" ,- писал сын Льва Толстого Сергей Львович. Двоюродный брат Федора Ивановича, известный художник-медальер Ф. П. Толстой вспоминал: "...он, хотя и обладал весьма умной головой, но был большой кутила, первостатейный повеса и дуэлист, так что почти не выходил из-под ареста. При всем том (как это согласить!) граф Толстой (прозванный вспоследствии Американец) был чрезвычайно добр, всегда был готов отдать последнюю копейку бедному, честен и ни за что не согласился бы обмануть либо солгать. В то же время он обыграл бы вас в карты до нитки!" Современники узнавали Толстого-Американца в грибоедовской характеристике:

 Ночной разбойник,дуэлянт 
 В Камчатку сослан был,вернулся алеутом, 
 И крепко на руку не чист

Пушкин познакомился с Толстым в Петербурге и, уезжая на Юг, в ссылку, расстался с ним по-приятельски; вскоре, однако, он узнал, что Толстой высказал нечто обидное о нем в письме к князю А. А. Шаховскому, а тот показал письмо своим знакомым. Тогда-то Пушкин и написал на Толстого эту эпиграмму:

 В жизни мрачной и презренной 
 Был он долго погружен. 
 Долго все концы вселенной 
 Осквернял развратом он. 
 Но, исправясь понемногу, 
 Он загладил свой позор," 
 И теперь он - слава богу - 
 Только что картежный вор.

"Пушкин,- писал П. А. Вяземский,- в жизни обыкновенной, ежедневной, в сношениях житейских был непомерно добросердечен и простосердечен. Но умом, при некоторых обстоятельствах, бывал он злопамятен, не только в отношении к недоброжелателям, но и к посторонним, и даже к приятелям своим. Он, так сказать, строго держал в памяти своей бухгалтерскую книгу, в которую вносил он имена должников своих и долги, которые считал за ними". Пушкин не сомневался в том, что ссора его с Толстым должна окончиться дуэлью, и в самый день возвращения в Москву из ссылки поручил С. А. Соболевскому съездить к нему и вызвать на дуэль; к счастью, Толстого тогда в Москве не оказалось, а затем приятели помирили их. Впоследствии Пушкин часто встречался с ним в Москве. Толстой присутствовал при первом чтении "Полтавы" у Сергея Киселева, и именно через него - старого знакомого Гончаровых - Пушкин в первый раз сделал предложение Н. Н. Гончаровой.

Нет сомнений, что Пушкин бывал у Толстого, жившего до 1832 года в собственном доме на углу Сивцева Вражка и Калошина переулка (Сивцев Вражек, 26; дом не сохранился). Дом, построенный после 1812 года, был деревянный, на каменном фундаменте, одноэтажный, с небольшим мезонином.

Дом Толстого, построенный после 1812 года

В мае 1836 года Пушкин посетил Толстого в гостинице Коппа (ул. Горького, 6; дом не сохранился), где тот жил перед отъездом за границу.

С. П. Жихарев

Недалеко от улицы Чайковского, там, где находился дом № 13 по бывшему Кречетниковскому переулку (теперь здесь проезжая часть проспекта Калинина), в 1820-1830-х годах стоял одноэтажный "на каменном фундаменте деревянный дом с антресолями и мезонином, крытый железом". В 1829 году дом принадлежал поручику А. А. Губареву, а в 1835 году - отставному поручику К. А. Терскому. Здесь жил приятель Пушкина Степан Петрович Жихарев, чиновник Коллегии иностранных дел, в 1823-1827 годах - московский губернский прокурор.

С. П. Жихарев

С Пушкиным Степан Петрович был знаком еще по "Арзамасу": Жихарев принадлежал к числу основателей этого литературного общества. В начале ноября 1826 года И. П. Бибиков доносил Бенкендорфу, что дом прокурора Жихарева "наиболее часто посещает" Пушкин и что разговоры там "вращаются, по большей части, на литературе".

Жихарев был страстным театралом: еще учась в Московском университетском Благородном пансионе, посещал русские, немецкие и французские спектакли, любил беседовать со старыми актерами, с завзятыми театралами, а приходя домой, записывал свои впечатления в дневник. Дневники Жихарева составили основу его книги - "Записки современника". Друг Пушкина П. А. Плетнев писал М. П. Погодину - редактору журнала "Москвитянин", где печаталась первая часть этих "Записок": "Вы не поверите, как я интересуюсь и дорожу вашим журналом. Но еще никогда не был я так восхищен им, как читая Дневник студента. Что за гибкость ума, что за богатство воззрения, какая наблюдательность, какая тонкость и какой во всем вкус... Заметили ли вы, что тут есть страницы с увлекательностью и обилием картин Гоголя, с игривостию и остроумием Пушкина, с религиозностию и моралью Жуковского; а везде прелесть, грация и отделка Карамзина".

Дневник

Блестящий мемуарист и весьма авторитетный ценитель произведений подобного жанра Ф. Ф. Вигель тоже отмечал достоинства "любопытного Дневника студента, писанного в 1805 и 1806 годах": "Не знаю, можно ли умнее, забавнее и вернее изобразить тогдашнее состояние Москвы. Любо читать то, что пишет он о широком, роскошном и вместе неприхотливом и неразорительном житье последних бояр". В своих "Записках" Вигель оставил выразительную характеристику Жихарева: "...С большим умом, с большими способностями, в кругу образованных людей, он никогда не мог отстать от них. Наружность имел он азиатскую: оливковый цвет лица, черные как смоль, кудрявые волосы, черные блистающие глаза, но которые никогда не загорались ни гневом, ни любовию и выражали одно флегматическое спокойствие. Он казался мрачен, угрюм, и не знаю, бывал ли он когда сердит или чрезвычайно весел... Жихарев любил погулять, поесть, попить и сам попотчевать. Это заставило его войти в долги и прибегать к разным изворотам... строгою совестливостию не совсем одобряемым".

Жихарев был в приятельских отношениях со многими выдающимися литераторами и театральными деятелями своего времени; и хотя он, может быть, и не всегда был достоин доверия и дружбы друзей, все же, как человек умный и ловкий, он умел поддерживать с ними добрые отношения. Несколько раз в письмах к друзьям Жихарев упоминает о Пушкине, которого он всегда почитал. Так, 28 сентября 1826 года он писал братьям Александру и Сергею Тургеневым из Москвы: "Александр Пушкин возвращен чрез кабинет государя в объятия матери или в Москву, ибо первых он не очень жалует..."

Возможно, Пушкин, часто посещавший Жихарева, бывал и в доме его жены Феодосии Дмитриевны (урожденной Нечаевой). Ей принадлежал небольшой двухэтажный каменный дом с огромным садом (ул. Чайковского, 9; здание не сохранилось).

М. А. Салтыков

Скромный двухэтажный дом на Маросейке (ул. Богдана Хмельницкого, 9; дом не сохранился) в пушкинское время принадлежал, как сообщает архивный источник, "нежинскому греку Ивану Павлову сыну Бубуки". С конца 20-х годов здесь жил сенатор и почетный опекун московского Опекунского совета Михаил Александрович Салтыков - тесть ближайшего друга Пушкина поэта Антона Антоновича Дельвига.

Пушкин, по-видимому, не раз посещал Салтыкова, с которым был знаком еще со времен "Арзамаса". В конце 1816 года, когда было основано это литературное содружество, Михаил Александрович был принят в число его почетных членов с шутливыми титулами "почетного гуся" и "природного члена". Незадолго до свадьбы Дельвига Пушкин писал ему: "Кланяйся от меня почтенному, умнейшему Арзамасцу, будущему своему тестю..." Салтыков был человеком своеобразным и весьма незаурядным. Он принадлежал к старинному дворянскому роду, воспитывался в среде, проникнутой духом "вольтерьянства", получил прекрасное образование. Д. Н. Свербеев писал о нем в "Записках": "Замечательный умом и основательным образованием, не бывав никогда за границей, он превосходно владел французским языком, усвоил себе всех французских классиков, публицистов и философов, сам разделял мнения энциклопедистов и, приехав в первый раз в Париж, по книгам и по планам так уже знал все подробности этого города, что изумлял этим французов. Салтыков, одним словом, был типом знатного и просвещенного русского, образовавшегося на французской литературе, с тем только различием, что он превосходно знал русский язык".

18 января 1831 года Пушкин получил "горестное известие из Петербурга - Дельвиг умер гнилою горячкою". "Вчера ездил я к Салтыкову объявить ему все - и не имел духу, - писал Пушкин П. А. Плетневу 21 января. - Вечером получил твое письмо. Грустно, тоска. Вот первая смерть, мною оплаканная".

М. Ф. Орлов

В "Былом и думах" Герцена создан необычайной силы образ страстного политического трибуна, лишенного возможности продолжать борьбу. Такая участь постигла декабриста Михаила Федоровича Орлова. "...Если он не попал в Сибирь,- писал Герцен, - то это не его вина, а его брата, пользующегося особой дружбой Николая и который первый прискакал с своей конной гвардией на защиту Зимнего дворца 14 декабря".

Просидев полгода в крепости и проведя затем несколько лет в своем имении под надзором полиции, Орлов в 1831 году получил разрешение жить в Москве. По мнению Герцена, он принадлежал к типу людей, испытывающих сильнейшую потребность политической деятельности и "не имеющих возможности найтиться в четырех стенах кабинета или в семейной жизни... Им надобна, как воздух, сцена и зрители; на сцене они действительно герои и вынесут невыносимое. Им необходим шум, гром, треск, им надобно произносить речи, слышать возражения врагов, им необходимо раздражение борьбы, лихорадка опасности... Бедный Орлов был похож на льва в клетке. Везде стукался он в решетку, нигде не было ему простора, ни дела, а жажда деятельности его снедала". Михаил Федорович был знаком с Пушкиным еще по "Арзамасу". Встречи продолжались и позже- в Кишиневе, Киеве, Каменке, Одессе и Москве. Свидетельством московских встреч Пушкина и Орлова является сохранившаяся в библиотеке поэта книга Орлова "О государственном кредите" с дарственной надписью автора и рукописными добавлениями всех исключенных цензурой мест (по мнению Герцена, Орлов написал ее "от скуки": "не туда рвалось сердце, но другого выхода не было"). В 1833-1834 годах Пушкин работал над "Заметками при чтении книги М. Ф. Орлова "О государственном кредите".

Е. Н. и М. Ф. Орловы. Рисунок Пушкина

В Москве Пушкин встречался с Орловым у Чаадаева, Вяземского и других общих знакомых. Бывал он и в гостях у Михаила Федоровича. "На днях обедал я у Орлова,- писал Пушкин жене II мая 1836 года. -- ...Орлов умный человек и очень добрый малый, но до него я как-то не охотник по старым нашим отношениям..." В этом письме звучит отголосок давних "философских, политических, литературных" споров с Михаилом Федоровичем. В 1831-1834 годах Орлов жил на Малой Дмитровке в двухэтажном деревянном доме с мезонином, принадлежавшем ротмистру Н. П. Шубину (ул. Чехова, 12; дом сохранился в несколько измененном виде). Во второй половине 30-х годов Михаил Федорович поселился в Николопесковском переулке близ Арбата (ул. Вахтангова, 15) в двухэтажном доме. Дом сохранился, его центральная часть выделена небольшим фронтоном и рустом нижнего этажа.

А. Н. Раевский

Когда появился в печати пушкинский "Демон", многие узнали в "злобном гении" холодного и язвительного Александра Раевского:

 Неистощимой клеветою 
 Он провиденье искушал; 
 Он звал прекрасное мечтою; 
 Он вдохновенье презирал; 
 Не верил он любви, свободе; 
 На жизнь насмешливо глядел - 
 И ничего во всей природе 
 Благословить он не хотел.

В годы южной ссылки Пушкина "демон" - Раевский оказывал значительное влияние на молодого поэта. Он был несколькими годами его старше, прекрасно образован, обладал острым, ироничным, скептическим умом. Пушкин верил тогда, что друг его будет "более нежели известен".

А. Н. Раевский

С течением лет характер Раевского не менялся: ему по-прежнему были свойственны холодная расчетливость, злая насмешливость, желчность. В 30-е годы Раевский переехал в Москву и в 1834 году женился на Екатерине Петровне Киндяковой. По свидетельству близко знакомой с ней В. И. Анненковой, эта девушка, "изящная и крайне восторженная... любила одного человека... но его мать запретила ему жениться, и тогда она вышла замуж за поверенного своей любви - Александра Раевского, прожила с "демоном Пушкина" очень недолго и умерла, родив ему дочь, на которую отец перенес всю привязанность".

Та же мемуаристка рассказывает далее, что дом Киндяковых принадлежал к числу немногих домов, взявших на себя "миссию оживлять Москву и собирать лучший цвет общества". Раевский поселился у Киндяковых - в большом каменном доме, с внутренним двором, куда вели ворота со стороны Большой Дмитровки (Пушкинская ул., 4; дом не сохранился). Возможно, Пушкин, встречавший Раевского в Москве, в 30-х годах бывал у него дома.

Во всяком случае, об одной из встреч Пушкин не без иронии писал в дневнике 28 ноября 1834 года: "…был в М Москве несколько часов - видел А. Раевского, которого нашел поглупевшим от ревматизмов в голове. Может быть, это пройдет". В мае 1836 года Пушкин встретил Раевского на обеде у М.Ф.Орлова и так отозвался о нём и его жене в письме к Наталье Николаевне: "Раевский (Александр), который прошлого разу казался мне немного приглупевшим, кажется, опять оживился и поумнел. Жена его собою не красавица - говорят, очень умна".

В. И. Бухарин

В книге И. Л. Андроникова о Лермонтове есть очерк, названный "Утраченные записки". Речь идет о записках В. И. Анненковой (урожденной Бухариной), в результате многолетних поисков обнаруженных автором в одном из московских архивов. За долгую жизнь Анненковой довелось общаться со многими интереснейшими людьми - писателями, актерами, музыкантами; в числе ее знакомых был и Пушкин.

Весной 1830 года, окончив Смольный институт, 17-летняя Вера Бухарина переехала с отцом в Москву и, как было принято, стала часто бывать в свете. На "великолепном бале" у князя Сергея Голицына она "танцевала с поэтом Пушкиным". По словам Веры Ивановны, она была с ним коротко знакома; в 1820-1821 годах Пушкин посещал дом ее отца, в то время киевского губернатора, и "часто спасался от гостей в детскую, где она - Вера Бухарина - с братом учила уроки".

Бал у князя Голицына, на котором она увидела Пушкина через десять лет после киевских встреч, запомнился ей надолго. "У меня был очаровательный туалет, - восторженно вспоминала Вера Ивановна, - белое платье, украшенное голубыми цветами с названием "не забывай меня" (незабудками). Я танцевала с поэтом Пушкиным. Встретив в первый раз ребенка, которого он носил на руках в Киеве, он говорил мне прелестные вещи о моем отце, о моей матери, обо мне самой, о моих маленьких голубых цветах, совет которых казался ему бесполезным, так как, увидев меня, забыть меня уже никогда невозможно".

Бал у князя Голицына

О хозяине бала И. Л. Андроников пишет: "...это, видимо, тот самый, в домовой церкви которого Пушкин хотел венчаться, - крупный сановник Сергей Михайлович Голицын, попечитель московского учебного округа, председатель Опекунского совета, директор и попечитель московской голицынской больницы".

Дом Голицына (Волхонка, 14) был построен в середине XVIII века по проекту С. И. Чевакинского. В 1774 году М. Ф. Казаков объединил здание с двумя соседними и приспособил его под временный дворец для Екатерины II, называвшийся Пречестенским. Вскоре, однако, постройки Казакова были разобраны.

Позднее дом был надстроен двумя этажами. В двух залах уцелели старинные росписи.