66. Н. Д. Фонвизиной. 23 апреля <1841 г., Туринск>

Не благодарите меня за письма, добрейшая Наталья Дмитриевна, читайте только терпеливо частые мои послания. Кажется, вы не можете пожаловаться, чтоб я к вам не писал, лишь бы не сказали: не худо бы ему больше думать, а меньше болтать. Между тем со мной совершенно противное случается. Еще в старые годы почтенный мой директор часто говаривал мне: пожалуйста, не думай, а то наверное скажешь вздор! Этот человек знал меня - я следую его совету и точно убеждаюсь иногда, что, не думавши, как-то лучше у меня выходит. <...>

Зуев привез мне портрет брата Петра, которого я оставил пажом. Теперь ему 28 лет. Ни одной знакомой черты не нахожу - все новое, между тем - родное. Часто гляжу на него и размышляю по-своему. <...>

Я бы отозвался опять стихами, но нельзя же задавать вечные задачи. Что скажет добрый наш Павел Сергеевич, если странник опять потребует альбом для нового отрывка из недоконченного романа, который, как вы очень хорошо знаете, не должен и не может иметь конца? Следовательно:

 И останешься с вопросом
 На брегу Иртышских вод*.

^* (Перефразировка лицейского стихотворения Пушкина, приведенного Пущиным в "Записках о Пушкине" (см. с. 55 наст. изд.).)

На заданные рифмы прошу вас докончить мысль. Вы ее знаете так же хорошо, как и я, а ваши стихи будут лучше моих - и вечный переводчик собственных имен спокойнее будет думать о ярославском именье. <...>

Вы знаете, как мужчины самолюбивы,- я знаю это понаслышке, но, как член этого многочисленного стада, боюсь не быть исключением <из> общего правила. Про женщин не говорю. Кроме хорошего, до сих пор в них ничего не вижу - этого убеждения никогда не потеряю, оно мне нужно. Насчет востока мы многое отгадали: откровенно говорить теперь не могу,- когда-нибудь поболтаем не на бумаге. Непременно уверен, что мы с вами увидимся - даже, может быть, в Туринске. <...>

Из Иркутска после февральского письма Трубецких я ничего не получал. Еще не имею ответа от М<арьи> Н<иколаевны> на мое первое длинное послание отсюда. Когда что узнаю, вам не замедлю сообщить. Вы, с своей стороны, сделайте то же. <...>

Кар<олина> Кар<ловна> повезла Вадковскому "Записки" Гризье, бывшего maitre d'armes^*, о России. Мы, помните, в "Пчеле" читали отрывок об Урале. Не воображали, что Лаура - наша знакомая m-me Annenkoff. Матвей Муравьев читал эту книгу и говорит, что негодяй Гризье, которого я немного знал, представил эту уважительную женщину не совсем в настоящем виде; я ей не говорил ничего об этом, но с прошедшей почтой пишет Амалья Петровна Ледантю из Дрездена и спрашивает мать, читала ли Анненкова книгу, о которой вы теперь от меня слышали,- она говорит, что ей хотелось бы, чтоб доказали, что г-н Гризье (которого вздор издал Alexandre Dumas) пишет пустяки. Увидевши, что книга с бреднями имеет ход в Европе, я должен был сказать Анненковой, что ожидаю это знаменитое сочинение. Недели через две я должен получить ее, если Вадковский исполнит мою просьбу. Тогда и вы прочтете, а Анненкова напишет к Александру Дюма и потребует, чтоб он ее письмо сделал так же гласным, как и тот вздор, к которому он решился приложить свое перо^**.

^* (учитель фехтования (фр.).)

^** (Речь идет о романе А. Дюма "Записки учителя фехтования" ("Мemoires d'un maitre d'armes ou dix-huit mois a Saint-Petersbourg"); сюжет его, связанный с историей брака Анненковых, был подсказан Дюма неким Гризье, у которого Анненков брал некогда уроки фехтования. Отзыв самой героини романа см.: Воспоминания Полины Анненковой. Красноярск, 1977. С. 64.)

Мне ужасно досадно, что у бедной женщины отнимают единственное ее богатство, и по этому случаю еще больше жалею, что не застал в Ялуторовске К<аролину> К<арловну>. Надеюсь, что вы теперь получили подробные известия от Якушкина.

Отец Степан, верно, привозил и отвозил фолианты. <...>

Не говорю вам о нашем духовенстве. Оно такое сделало на меня впечатление, что я не говел именно по этому неприятному чувству. Вы меня будете бранить, но я по-своему, как умею, без такого посредничества, достигаю Недостижимого и с попами. <...>

О детях в последнем письме говорят, что недели через три обещают удовлетворительный ответ. Значит, нужна свадьба для того, чтоб дети были дома. Бедная власть, для которой эти цыпушки могут быть опасны. Бедный отец, который на троне, не понимает их положения. Бедный Погодин и бедная Россия, которые называют его царем-отцом!^*<...>

^* (В статье "Петр Великий", которой открывался первый номер начавшего выходить в 1841 г. журнала "Москвитянин", Погодин превозносил Николая I, но не в таких буквально выражениях. "Отцом Отечества" он назвал его позднее, в № 5 журнала.)

Прощайте. Басаргин пришел звать ходить. Да и вам пора отдохнуть от моей болтовни. Чего не сказал, то до другого раза. Не знаю, сказал ли что-нибудь путного. Судите сами, я не берусь читать своего письма. Жажду вашего листка. Пожалуйста, доставляйте мне иногда весточку через Дорофеева.

Верный ваш И. П.

Все вам кланяются - везде обстоит благополучно.