68. Е. П. Оболенскому. № 18. 16 мая 1841 г., Туринск

Десять дней тому назад я получил, добрый друг мой Оболенский, твое письмо, вероятно, мартовское, числа нет, ты в нем со мной христосуешься в ожидании праздника. Медленны как наши сообщения, а еще медленнее идет наше соединение. Хоть бы, по случаю свадьбы, нас поместили где-нибудь вместе. Это одно мое желание при этом торжестве. <...>

Теперь нет мне затруднения оставить Туринск. Марья Петровна получила уведомление, что им разрешено ехать в Россию. Душевно рад этому известию. <...>

Очень рад, что ты часто имеешь известия от иркутских наших друзей. Я этим не могу похвастать: давно, очень давно оттуда нет писем. Такое молчание меня начинает беспокоить, тем более что я пишу к ним довольно часто и нет возможности, чтобы они не отвечали. Последний листок Сергея Григорьевича от 12-го февраля; в нем же он обещает чаще писать, зная, что меня беспокоит болезнь Ал<ександра> Поджио. Между тем с того времени ни от кого из них ни строки. Я все-таки продолжаю писать, не зная, какой дорогой ходят мои письма. Странно все это: хотелось бы скорее узнать, что за причина такого замедления. Напиши Кат<ерине> Ив<ановне> и спроси, что это значит.

С радостью об отъезде детей под родную крышу я получил и горестное известие. Добрый наш Вольховский после 9-дневной нервической горячки скончался 7-го марта. Ты знаешь, как я люблю этого человека, и потому можешь судить, как мне тяжела эта потеря. Он сам предсказал последний свой припадок - исполнил обязанность христианина, написал письмо о делах семейных и просил доктора иметь попечение о жене. Малиновские в большом горе - вообще все знавшие его сердечно понимают эту утрату. Он должен был умереть, а мы все живем: видно, не пришла еще пора сходить с часов, хотя караул наш не совсем исправен. Впрочем, расчет будет после и не здесь. <...>

Ты меня смешишь желанием непременно сыграть мою свадьбу. Нет! любезный друг. Кажется, не доставлю тебе этого удовольствия. Не забудь, что мне 4 мая стукнуло 43 года. Правда, что я еще молодой жених в сравнении с Александром Лукичом; но предоставляю ему право быть счастливым и за себя и за меня. Ты мне ни слова не говоришь об этой оригинальной женитьбе^*. Все кажется, что одного твоего письма я не получил. <...>

^* (Речь идет о женитьбе А. Л. Кучевского на молоденькой девушке, находившейся у него в услужении (подробности истории этого брака в письме Ф. Ф. Вадковского к Е. П. Оболенскому от 1 декабря 1840 г.- Сб. Декабристы. Неизданные материалы и статьи. М., 1925. С. 226-227).)

Мы кончили Паскаля, теперь он уже в переплете. Я кой-где подскабливаю рукопись и недели через две отправлю в Петербург. Вероятно, она вознаградит труды доброго нашего Павла Сергеевича. Между тем без хвастовства должен сказать, что без меня вряд ли когда-нибудь это дело кончилось. Немного ленив наш добрый оригинал. Он неимоверно потолстел. Странно видеть ту же фигуру в виде Артамона. Брат его и Барятинский с ним.

Фонвизины ко мне пишут: я всем им не даю времени лениться. Поневоле отвечают на мои послания. У меня большой расход на почтовую бумагу. <...>

Верный твой друг И. Пущин.