О неразысканных письмах Натальи Николаевны Пушкину

Никто из близких поэта не вызывал и не вызывает столь жгучего интереса и не привлекает столь пристального внимания, как его жена. Еще в 30-х годах прошлого века появились апологеты и порицатели Натальи Николаевны. Спор между ними продолжается до наших дней. В пылу полемики, к сожалению, иногда затрагиваются такие вопросы, которые не имеют отношения к исследованиям, а касаются того, что сам поэт называл "семейственной неприкосновенностью".

Несомненный интерес, однако, представляют письма Натальи Николаевны к мужу, в частности, число и содержание пропавших писем. Не касаясь здесь всевозможных рассуждений, предположений и утверждений, имеющихся в многочисленных книгах, брошюрах и статьях, напомним лишь о некоторых твердо установленных документами фактах.

Сразу же после смерти поэта Николай I приказал В. А. Жуковскому опечатать кабинет покойного, а затем поручил ему же и начальнику штаба корпуса жандармов генерал-лейтенанту Л. В. Дубельту разобрать все бумаги Пушкина.

Сохранилось письмо В. А. Жуковского А. X. Бенкендорфу, написанное между 25 февраля и 8 марта 1837 года, которое начинается так: "Генерал Дубельт донес, и я, с своей стороны, почитаю обязанностию также донести вашему сиятельству, что мы кончили дело, на нас возложенное, и что бумаги Пушкина все разобраны. Письма партикулярные прочтены одним генералом Дубельтом и отданы мне для рассылки по принадлежности; рукописные сочинения, оставшиеся по смерти Пушкина, по возможности приведены в порядок... Всем нашим действиям был веден протокол, извлечения из коего, содержащие в себе полный реестр бумагам Пушкина, генерал Дубельт представил вашему сиятельству...

Но я услышал от генерала Дубельта, что ваше сиятельство получили известие о похищении трех пакетов от лица доверенного (высокого полета). Я тотчас догадался, в чем дело. Это доверенное лицо могло подсмотреть за мною только в гостиной, а не в передней, в которую вела запечатанная дверь из кабинета Пушкина, где стоял гроб его и где бы мне трудно было действовать без свидетелей. В гостиной же точно в шляпе моей можно было подметить не три пакета, а пять; жаль только, что неизвестное мне доверенное лицо не подумало если не объясниться со мною лично, что, конечно, не в его роли, то хотя для себя узнать какие-нибудь подробности, а поспешило так жадно убедиться в похищении и обрадовалось случаю выставить перед правительством свою зоркую наблюдательность насчет моей чести и своей совести. Эти пять пакетов были просто оригинальные письма Пушкина, писанные им к его жене, которые она сама вызвалась дать мне прочитать; я их привел в порядок, сшил в тетради и возвратил ей".

Таким образом, письма Пушкина к жене и ее к нему оказались у Натальи Николаевны, где и хранились.

Незадолго до своей смерти Наталья Николаевна передала письма Пушкина к ней младшей дочери Наталье" Александровне, а та отдала И. С. Тургеневу, который частично их опубликовал.

Что же касается писем самой Натальи Николаевны Александру Сергеевичу, то их судьба и до настоящего времени является предметом неустанных поисков и загадок. Ходили слухи, что они в свое время попали в Румянцевский музей, но потом исчезли неизвестно куда. Эта версия отрицается самими сотрудниками музея (архива). Существует мнение, что Наталья Николаевна их лично уничтожила. Раздавались голоса, что они каким-то образом оказались за границей и находятся там до сих пор. Однако все это лишь догадки и предположения. Достоверно можно лишь утверждать, что в 1837 году они были у самой Натальи Николаевны.

В очерке сделана попытка определить количество пропавших писем, их примерную датировку и частично содержание.

Особенность работы состоит в том, что в ее основу положен, главным образом, один источник: письма Александра Сергеевича. Все остальные документы привлекаются лишь в той мере, в какой они помогают их понять, разъяснить или прокомментировать.

В течение многих десятилетий удалось обнаружить и опубликовать 78 писем Александра Сергеевича к Наталье Николаевне. Из них 14 были написаны до их свадьбы, а остальные во все последующие годы. Последние два из известных нам писем датированы 14 (с припиской 16) мая и 18 мая 1836 года. Установлено, что существовало несколько десятков писем Натальи Николаевны мужу, но за все эти годы удалось найти и опубликовать лишь одно ее письмо (вернее, приписку к письму своей матери - Натальи Ивановны) от 14 мая 1834 года. (Обратим внимание, что приписка эта была впервые опубликована П. Е. Щеголевым в 1928 году.)

Есть ли возможность выяснить хотя бы приблизительно число этих писем и примерное их содержание? Есть, говорят ученые, если тщательно проанализировать письма Пушкина к жене и другим лицам.

Не вдаваясь в глубины источниковедческого анализа пушкинских писем, укажем лишь, что имеющиеся в них доказательства существования писем Натальи Николаевны можно (несколько условно) разделить на три группы: прямые, косвенные и предположительные.

Примером прямого доказательства могут служить следующие строки из письма Александра Сергеевича жене от 27 сентября 1832 года из Москвы: "Вчера только успел отправить письмо на почту, получил от тебя целых три. Спасибо, жена".

В качестве косвенного доказательства мы бы назвали следующее место из письма Пушкина к П. А. Плетневу из Болдина, написанного не позднее 29 октября 1830 года: "Отправляясь в путь, писал я своим, чтоб они меня ждали через 25 дней. Невеста и перестала мне писать, и где она, до сих пор не ведаю. Каково?"

В этом случае можно предположить, что до 29 октября Наталья Николаевна ему писала, а затем перестала; но было ли одно ее письмо или несколько - сказать трудно.

Самыми сложными являются предположительные или логические доказательства. Не позднее 29 мая 1834 года Пушкин писал жене из Петербурга: "Благодарю тебя, мой ангел, за добрую весть о зубке Машином. Теперь надеюсь, что и остальные прорежутся безопасно". Логика говорит о том, что эти строки появились в ответ на какое-то письмо Натальи Николаевны, полученное им до этого числа. Однако абсолютной уверенности нет: ведь она могла сообщить о "зубке Машином" и не письмом, а через кого-то устно.

Для установления количества писем Натальи Николаевны к мужу определенную роль могут сыграть имеющиеся в письмах Пушкина указания о периодичности их переписки. Примерно 5 мая 1834 года он сообщал жене: "...Вот уже 5 дней как я не имею о тебе известия". Не позднее 30 июля того же года: "Вот уже более недели, как я не получаю от тебя писем". Не позднее 25 сентября он сетует, что не имеет от нее писем две недели. Эти и подобные места в письмах Пушкина позволяют думать, что нормальным он считал еженедельное получение писем от жены. Зная точное время их разлуки, можно приблизительно определить число писем.

Учитывая эти и другие данные, следует сказать, что писем Натальи Николаевны Александру Сергеевичу, позднее исчезнувших, было не менее 50. Вот основания для такого вывода.

Первое из писем Натальи Николаевны Пушкину, о существовании которого известно, написано до 9 сентября 1830 года и послано в Болдино. Оно явилось ответом на его письмо от конца августа, в котором он сообщал, что готов отказаться от брака, если она решила подчиниться воле своей матери - Натальи Ивановны Гончаровой. Само письмо Натальи Николаевны до нас не дошло, но его содержание стало известно благодаря письму к ней Александра Сергеевича от 9 сентября, которое начинается так: "Моя дорогая, моя милая Наталья Николаевна, я у ваших ног, чтобы поблагодарить вас и просить прощения за причиненное вам беспокойство. Ваше письмо прелестно, оно вполне меня успокоило".

В тот же день Пушкин написал письмо своему другу П. А. Плетневу, в котором имеются некоторые подробности содержания письма невесты: "Сегодня от своей получил я премиленькое письмо; обещает выйти за меня и без приданого. Приданое не уйдет. Зовет меня в Москву - я приеду не прежде месяца..."

Принято считать, что следующее письмо Натальи Николаевны послано Пушкину 1 октября 1830 года, но есть основание думать, что еще до него было другое письмо. 30 сентября Пушкин писал ей: "Я уже почти готов сесть в экипаж, хотя дела мои еще не закончены и я совершенно пал духом. Вы очень добры, предсказывая мне задержку в Богородске лишь на 6 дней..." Из этого следует, что до 30 сентября он получил письмо от невесты с предсказанием, что его задержат в Богородске на 6 дней. Впрочем, это предположение еще требует доказательства.

О существовании письма Натальи Николаевны от 1 октября 1830 года известно из следующей фразы в ответном письме поэта, написанном не позднее 29 октября: "Письмо Ваше от 1 октября получил я 26-го". Из этого же письма видно, что письмо невесты было "короче визитной карточки" и что она, видимо, сердилась на Александра Сергеевича. Можно думать, что именно об этом письме Натальи Николаевны Пушкин писал Вяземскому 5 ноября: "Она мне пишет очень милое, хотя бестемпераментное письмо".

Наличие еще одного письма и какой-то записки Натальи Николаевны подтверждает письмо к ней Пушкина от 26 ноября 1830 года, которое начинается так: "Из вашего письма от 19 ноября вижу, что мне надо объясниться..." Есть там и такая фраза: "Вдруг я получаю от вас маленькую записку, в которой вы сообщаете, что и не думали об отъезде". Содержание письма и записки нам неизвестно, но из ответа Пушкина ясно, что Наталья Николаевна упрекала его в том, что он бывал в деревне Абрамове" у княгини Анны Сергеевны Голицыной (Всеволожской), жившей "в разъезде" с мужем, - ее имение находилось в 30 верстах от Болдина.

Поводом для такого упрека могла послужить просьба Пушкина в письме невесте от 4 ноября 1830 года о том, чтобы она ему писала на Абрамово, откуда ему доставят письмо в Болдино. Наталья Николаевна почему-то решила, что Абрамово принадлежит Голицыной, и это обстоятельство вызвало у нее недоверие к жениху и ревность. В связи с этим Пушкин писал ей 26 ноября: "Я должен был выехать из Болдина 1-го октября. Накануне я отправился верст за 30 отсюда к кн. Голицыной, чтобы точнее узнать количество карантинов, кратчайшую дорогу и пр. Так как имение княгини расположено на большой дороге, она взялась разузнать все доподлинно... Итак, вы видите (если только вы соблаговолите мне поверить), что мое пребывание здесь вынужденное, что я не живу у княгини Голицыной, хотя и посетил ее однажды... и что вы несправедливо смеетесь надо мной". В письме этом есть такая приписка: "Абрамово вовсе не деревня княгини Голицыной, как вы полагаете, а станция в 12-ти верстах от Болдина, Лукоянов от него в 50-ти верстах. Так как вы, по-видимому, не расположены верить мне на слово, посылаю вам два документа о своем вынужденном заточении".

Создается впечатление, что Наталью Николаевну не убедили доводы жениха, и она продолжала его упрекать поездкой к Голицыной. Именно это обстоятельство объясняет появление следующего письма ее Пушкину, написанного между 19 ноября и 4 декабря 1830 года. Оно до нас также не дошло, но о его существовании и частичном содержании становится ясно из ответного письма Александра Сергеевича невесте, написанного 2 декабря: "...наконец ваше последнее письмо, повергшее меня в отчаяние. Как у вас хватило духу написать его? Как могли вы подумать, что я застрял в Нижнем из-за этой проклятой княгини Голицыной? Знаете ли вы эту кн. Голицыну? Она одна толста так, как все ваше семейство вместе взятое, включая и меня. Право же, я готов снова наговорить резкостей".

Вряд ли у Натальи Николаевны были серьезные основания укорять жениха интересом к княгине А. С. Голицыной, которой, кстати, в то время было уже 56 лет, но что какие-то колебания в отношении невесты и ее родни у него все же были, можно предположить.

Пушкин возвратился из Болдина в Москву 5 декабря 1830 года, а 26-го этого месяца он совместно с С. Д. Киселевым написал письмо их общему приятелю Н. С. Алексееву. О своей предстоящей свадьбе он лишь сообщил: "... я сговорен, душа моя, сговорен и женюсь! и непременно дам тебе знать, что такое женатая жизнь". Очень резко о предстоящей свадьбе Пушкина писал Алексееву Киселев: "Пушкин женится на Гончаровой; между нами сказать, на бездушной красавице, и мне сдается, что он бы с удовольствием заключил отступной трактат!.." Сам Пушкин вряд ли читал эти строки из письма своего приятеля, но что разговоры с ним дали повод Киселеву написать эти слова - факт очевидный.

После свадьбы супруги жили неразлучно вместе, и вполне понятно, что переписка между ними бывала только во время поездок Александра Сергеевича или Натальи Николаевны. Так, 3 декабря 1831 года Пушкин уехал в Москву, где пробыл до 20-х чисел этого месяца. За эти дни он написал жене не менее пяти писем, из которых известно, что от нее он получил не менее двух; не позднее 16 декабря он писал: "Оба письма твои получил я вдруг и оба меня огорчили и осердили". Из дальнейшего становится ясным, что Наталья Николаевна жаловалась мужу на его слуг Алексея и Василия, на долги, которые ей надо платить, на книгопродавца и литератора Н. И. Фомина, досаждавшего ей какими-то делами. Сообщала о получении в его отсутствие письма от А. X. Бенкендорфа, которое переслала ему в Москву, о светских новостях и встречах. Есть в письме фраза, дающая право думать, что, помимо двух писем жены, о каких говорится в начале письма, он получил еще одно: "Распечатываю письмо мое, мой милый друг, чтобы отвечать на твое". Можно предполагать, что, уже написав и запечатав свое письмо, Пушкин получил еще одно письмо от жены и решил распечатать неотправленное письмо, чтобы ответить на ее вопросы. Разумеется, это только предположение.

Есть все основания говорить еще об одном письме Натальи Николаевны, в котором она сообщала мужу о своем недомогании в связи с беременностью. Значительная часть письма Александра Сергеевича от 16 декабря 1831 года посвящена именно этой теме.

В середине сентября 1832 года Пушкин вновь уехал из Петербурга в Москву, где пробыл до 10 октября. За это время он написал жене не менее четырех писем и от нее получил тоже не менее четырех. Первое из них Наталья Николаевна написала вскоре после отъезда мужа (он получил его не позднее 25 сентября), и содержание его касалось чисто хозяйственных вопросов: о поваре, о ее намерении съездить но делам к Плетневу и т. п. Были там сообщения о дочери Маше и разговоре с наблюдавшей за ней петербургской акушеркой Уткиной. Надо думать, что этим не исчерпывается содержание письма, так как, по словам Пушкина, оно было очень длинное. Но о чем еще говорилось в нем, мы не знаем.

Буквально через два дня Пушкин получил от жены сразу три письма, содержание которых практически остается неизвестным. Из ответа Пушкина от 27 сентября видно лишь, что речь в них шла о светских развлечениях Натальи Николаевны, которыми Александр Сергеевич был явно недоволен. Особое неудовольствие вызвало сообщение жены о том, что она в его отсутствие принимала своего двоюродного дядю Федора Матвеевича Мусина-Пушкина (в переписке он фигурирует под фамилией Пушкин). Наталья Николаевна, в свою очередь, журила мужа за его увлечения. По этому поводу Пушкин писал ей не позднее 30 сентября: "Грех тебе меня подозревать в неверности тебе и в разборчивости к женам друзей моих. Я только завидую тем из них, у коих супруги не красавицы, не ангелы прелести, не мадонны..." В одном из своих писем Наталья Николаевна, видимо, сообщила Пушкину, что начала учиться играть в шахматы. Он отвечал: "Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе: докажу после".

Можно думать, что, кроме четырех писем, о которых речь шла выше, было еще письмо, полученное Пушкиным от жены после 30 сентября 1832 года. Об этом свидетельствует начало его письма к ней, написанного не позднее 3 октября: "По пунктам отвечаю на твои обвинения". Далее идут объяснения о том, почему он несвоевременно ей писал, говорится о пакете Бенкендорфа, о ее жалобах на свое положение, об отношениях с прислугой и пр. Надо думать, что, если бы обвинения жены были изложены в письмах до 30 сентября, Пушкин бы не откладывал ответа на них до 3 октября.

18 августа 1833 года Пушкин выехал из Петербурга в Нижний Новгород, Казань, Симбирск, Оренбург, Берды, Уральск и другие места для сбора материалов о восстании Пугачева. В Петербург он возвратился в 20-х числах ноября этого года. За эти три месяца он написал жене не менее 16 писем, получив от нее, но существующим данным, всего шесть. Уже само такое соотношение вызывает мысль о том, что имеющиеся сведения неполны. Эта мысль подкрепляется анализом хронологии полученных Пушкиным писем: до 12 сентября - одно, 8 октября - два, 21 октября (от 4-го этого месяца) - одно. 30 октября - два. Выходит, что весь последний месяц Наталья Николаевна ему не писала.

Что касается содержания упомянутых шести писем, то в них шла речь о нарывах, которыми страдала Наталья Николаевна, о ее братьях Иване и Сергее, о доме Оливье на Пантелеймоновской улице, где жили Пушкины, о денежных делах. Заметное место в них занимают светские новости: рассказывается о женитьбе Безобразова на княжне Хилковой, о Краевской (кто она - не установлено), Н. А. Огареве, Вяземской, Вигеле, о развлечениях Натальи Николаевны. Не совсем ясно, из каких соображений она так подробно освещает последнюю тему: для того ли, чтобы возбудить ревность мужа, или по простодушию. Во всяком случае эти строки волновали Пушкина и вызывали его недовольство, о чем он ей написал. Наталья Николаевна сообщала о перемене своей прически, о встречах с разными людьми, передавала приветы от Карамзиных, Вяземских и др. Можно предполагать, что в этих письмах были и сведения о ее и его родных. Так, например, именно от нее он узнал о намерениях Льва Сергеевича поступить в гражданскую службу.

В середине апреля 1834 года Пушкин отправил жену и детей в Ярополец - имение Гончаровых в Калужской губернии. В разлуке с ними он пробыл до конца августа - начала сентября, затем провел вместе две недели в Полотняном заводе, после чего отправился в Болдино, куда прибыл 13 сентября. В Петербург возвратился только 18 октября этого года.

В течение всех этих месяцев Пушкин вел регулярную переписку с женой - до нас дошло не менее 27 писем Александра Сергеевича. Установлено, что за это время Наталья Николаевна написала ему не менее 15-17 писем. Из Бронниц она сообщала (до 22 апреля) о том, что устала с дороги, и обещала написать из Торжка. К этому письму было приложено другое - к ее тетке Екатерине Ивановне Загряжской. Его Пушкин должен был передать по назначению. Свое обещание написать из Торжка Наталья Николаевна сдержала, о чем известно из письма к ней мужа от 24 апреля.

В другом письме (до 28 апреля) Наталья Николаевна писала о болезни сына Саши и, видимо, о том, что ее мать не хочет приехать к ней в Ярополец, поэтому самой Наталье Николаевне придется отправиться к ней. Известно, что Пушкин опасался этой поездки, боясь "семейственных сцен". Вероятно, в этом письме Натальи Николаевны содержалось также какое-то высказывание ее о русском народе, по поводу которого муж писал ей: "...твое замечание о просвещении русского народа очень справедливо и делает тебе честь, а мне удовольствие".

В письме до 30 апреля 1834 года Наталья Николаевна писала о своем времяпрепровождении и, в частности, о посещении бала у жены московского военного генерал-губернатора Т. В. Голицыной, чем вызвала сильное недовольство Пушкина. "Одно худо,- писал он ей 30 апреля, - не утерпела ты, чтоб не съездить на бал княгини Голицыной. А я именно об этом и просил тебя. Я не хочу, чтоб жена моя ездила туда, где хозяйка позволяет себе невнимание и неуважение... Ты говоришь: я к ней не ездила, она сама ко мне подошла. Это-то и худо. Ты могла и должна была сделать ей визит, потому что она штатс-дама, а ты камер-пажиха; это дело службы. Но на бал к ней нечего было тебе являться. Ей-богу, досада берет - и письма не хочу продолжать".

Наталья Николаевна, в свою очередь, была недовольна тем, что Пушкин находится "в лапах Соболевского". В письме от 1 мая 1834 года (Пушкин получил его около 5 мая) она, по-видимому, упрекала мужа в том, что он ухаживает за графиней Н. Л. Соллогуб и за А. О. Смирновой (Россет), в связи с чем он писал: "За Соллогуб я не ухаживаю, вот те Христос; и за Смирновой тоже. Смирнова ужасно брюхата, а родит через месяц".

Вопрос об ухаживании Пушкина за Смирновой и Соллогуб, очевидно, был затронут и в другом письме Натальи Николаевны, которое он получил до 12 мая. В его ответе за это число читаем: "Письмо твое очень мило; а опасения насчет истинных причин моей дружбы к Софье Карамзиной очень приятны для моего самолюбия. Отвечаю на твои запросы: Смирнова не бывает у Карамзиных, ей не встащить брюха на такую лестницу... графиня Соллогуб там также не бывает, но я видел ее у княгини Вяземской. Волочиться я ни за кем не волочусь".

Единственное дошедшее до нас письмо Натальи Николаевны мужу (точнее, приписка в письме Н. И. Гончаровой) датируется 14 мая 1834 года. Поскольку оно дает представление о характере и стиле писем Натальи Николаевны вообще, приведем его полностью:

"С трудом я решилась написать тебе, так как мне нечего сказать тебе и все свои новости я сообщила тебе с оказией, бывшей на этих днях. Даже мама едва не отложила свое письмо до следующей почты, но побоялась, что ты будешь несколько беспокоиться, оставаясь некоторое время без известий от нас; это заставило ее побороть сон и усталость, которые одолевают и ее и меня, так как мы целый день были на воздухе. Из письма мамы ты увидишь, что мы все чувствуем себя очень хорошо, оттого я ничего не пишу тебе на этот счет; кончаю письмо, нежно тебя целуя, я намереваюсь написать тебе побольше при первой возможности. Итак, прощай, будь здоров и не забывай нас".

Не комментируя эту приписку по содержанию, отметим лишь две детали источниковедческого характера. Во-первых, она написана без обращения и начинается прямо с существа дела. Во-вторых, из нее следует также, что незадолго до 14 мая Наталья Николаевна послала мужу еще одно неизвестное нам письмо с оказией.

Между 14 и 29 мая, несомненно, написано также письмо Натальи Николаевны, в котором она сообщала мужу о появлении зуба у дочери Маши и упрекала в том, что его не интересуют сведения о ней, что вызвало сердитый ответ Александра Сергеевича. Не позднее 29 мая он ей писал: "Что ты путаешь, говоря: о себе не нишу, потому что не интересно. Лучше бы ты о себе писала, чем о Соллогуб, о которой забираешь в голову всякий вздор - на смех всем честным людям и полиции, которая читает наши письма. Ты спрашиваешь, что я делаю. Ничего путного, мой ангел... Ты зовешь меня к себе прежде августа. Рад бы в рай, да грехи не пускают".

В этом же письме Наталья Николаевна спрашивала мужа, как идет его работа над Петром I.

Есть основание думать, что было и письмо Натальи Николаевны, написанное между 29 мая и 8 июня, в котором шла речь об имении в Болдине. Известно, что в силу сложившихся обстоятельств Пушкин был вынужден взять на себя управление имением в Нижегородской губернии. Создается впечатление, что Наталья Николаевна не советовала это делать. 8 июня Пушкин писал ей: "Вероятно, послушаюсь тебя и скоро откажусь от управления имением. Пускай они его коверкают как знают..."

В переписке супругов этого времени тема Болдина встречается неоднократно. 11 июня Пушкин написал жене письмо, дающее основание считать его ответом на еще одно письмо жены, в котором она упрекала его за прогулки в Летнем саду и дружбу с Соболевским. Оно начинается словами: "Нашла за что браниться!.. за Летний сад и за Соболевского. Да ведь Летний сад мой огород. Я, вставши от сна, иду туда в халате и туфлях. После обеда сплю в нем, читаю и пишу. Я в нем дома. А Соболевский? Соболевский сам по себе, я сам по себе".

В письме к мужу Наталья Николаевна делилась своими планами поездки в Калугу. Пушкин решительно возражал, неоднократно подчеркивая: "Прошу тебя, мой друг, в Калугу не ездить... Пожалуйста, мой друг, не езди в Калугу". (Несмотря на это, она все же поехала в Калугу.) Наконец, в этом же письме, по всей вероятности, затрагивался вопрос о том, как пристроить сестер Натальи Николаевны ко двору. Пушкин был против этого: "Охота тебе думать о помещении сестер во дворец. Во-первых, вероятно, откажут; а во-вторых, коли и возьмут, то подумай, что за скверные толки пойдут по свинскому Петербургу. Ты слишком хороша, мой ангел, чтоб пускаться в просительницы... Мой совет тебе и сестрам быть подале от двора; в нем толку мало. Вы же не богаты".

После 11 июня Пушкин получил новое письмо от жены и ответил на него не позднее 19 июня. Наталья Николаевна сообщала о своей болезни и болезни детей, чем сильно его расстроила.

Вслед за этим последовали два ее письма, на которые Пушкин ответил не позднее 27 июня. Совершенно очевидно, что в одном из них Наталья Николаевна опять упрекала его в ухаживании за графиней Соллогуб. Кроме того, делилась своими планами выдать замуж своих сестер Александру (Александрину) и Екатерину Гончаровых - за лицеиста III курса С. П. Убри и соседа Гончаровых по калужскому имению С. С. Хлюстина. Кстати, Хлюстин сообщил Наталье Николаевне, что, по его сведениям, Пушкин не собирается возвращаться к жене в августе месяце, о чем она, естественно, также ему написала. Пушкин явно скептически отнесся к матримониальным планам своей жены и оказался прав: Александрина впоследствии вышла замуж за барона Фризенгофа, а Екатерина, как известно,- за Дантеса-Геккерна.

В конце июня 1834 года Наталья Николаевна написала мужу письмо, на которое тот ответил 30 июня. По его ответу можно судить о содержании ее письма: она упрекала Пушкина в ухаживании за Полиной (Прасковьей) Шишковой; обещала не кокетничать; сообщала, что отняла от груди Сашку, бранилась с няней, которая "напилась пьяной". Письмо Александра Сергеевича кончается так: "Пожалуйста, не требуй от меня нежных, любовных писем. Мысль, что мои распечатываются и прочитываются на почте, в полиции, и так далее - охлаждает меня, и я поневоле сух и скучен. Погоди, в отставку выйду, тогда переписка нужна не будет". Была ли эта концовка ответом на претензии жены или она написана по собственной инициативе - сказать трудно.

Для характеристики переписки Пушкина с женой и определения примерного содержания писем Натальи Николаевны значительный интерес представляет его письмо от 11 июля 1834 года.

"Ты, женка моя, пребезалаберная (насилу слово написал). То сердишься на меня за Соллогуб, то за краткость моих писем, то за холодный слог, то за то, что я к тебе не еду. Подумай обо всем и увидишь, что я перед тобой не только прав, но чуть не свят. С Соллогуб я не кокетничаю, потому что и вовсе не вижу, пишу коротко и холодно по обстоятельствам, тебе известным, не еду к тебе по делам, ибо и печатаю Пугачева, и закладываю имения, и вожусь и хлопочу - а письмо твое меня огорчило, а между тем порадовало; если ты поплакала, не получив от меня письма, стало быть ты меня еще любишь, женка".

Между тем Наталья Николаевна продолжала писать мужу "лукавые", по его выражению, письма, не без умысла возбуждая его ревность. В одном из них, написанном до 14 июля, она сообщала о каком-то "обожателе". В связи с этим Александр Сергеевич писал: "А о каком соседе пишешь мне лукавые письма? кем это меня ты стращаешь? отселе вижу, что такое. Человек лет 36; отставной военный или служащий но выборам. С пузом и в картузе. Имеет 300 душ и едет их перезакладывать - по случаю неурожая. А накануне отъезда сентиментальничает перед тобою. Не так ли? А ты, бабенка, за неимением того (имеется в виду Николай I. - Г. Д.) и другого, избираешь в обожатели и его: дельно. Да как балы тебе не приелись, что ты и в Калугу едешь для них. Удивительно!"

Из письма Пушкина не позднее 30 июля видно, что он получил еще одно письмо от жены, которое она ему послала в начале 20-х чисел этого месяца. К сожалению, его содержание не удается установить. Следующее ее письмо было послано не позднее конца июля и получено мужем не позднее 3 августа. Наталья Николаевна сообщала о своей поездке в Калугу, о посещении там театра и фейерверка, визитах к знакомым. Целый лист этого письма был посвящен уже упоминавшемуся соседу. Пушкин был недоволен женой, о чем откровенно писал ей.

После 3 августа нет сведений о переписке между супругами до поездки Пушкина к Наталье Николаевне в конце августа. Можно думать, что в этот промежуток времени были письма, которые до нас не дошли.

Пробыв две недели с семьей в Калужской губернии, Пушкин 13 сентября приехал в Болдино для решения хозяйственных вопросов. Первое письмо жене оттуда он написал 15 (с припиской 17) сентября, не позднее 25-го этого месяца - второе. Сведений об ответных письмах Натальи Николаевны нет.

Почти год супруги прожили неразлучно в Петербурге, чем можно объяснить отсутствие переписки между ними с сентября 1834 года до сентября 1835 года.

7 сентября 1835 года Пушкин уехал в Михайловское и Тригорское, где пробыл до 12 октября. За это время известно пять его писем жене.

Из письма от 29 сентября видно, что к этому времени он получил от нее два письма, в которых она сообщала о болезни Екатерины Ивановны Загряжской и о том, что в доме произошел небольшой пожар. В одном из писем Наталья Николаевна переслала мужу записку к нему Анны Петровны Керн с просьбой похлопотать перед издателем Смирдиным о публикации ее перевода сочинений Жорж Занд.

Было еще письмо Натальи Николаевны, которое Пушкин получил до 2 октября, где она за что-то бранила мужа, но подробности его неизвестны.

Сохранилось важное известие о ее письмах этого времени. Не позднее 26 октября 1835 года Пушкин писал П. А. Осиповой в Тригорское: "Вот я, сударыня, и прибыл в Петербург. Представьте себе, что молчание моей жены объяснялось тем, что ей взбрело на ум адресовать письма в Опочку. Бог знает откуда она это взяла. Во всяком случае умоляю вас послать туда кого-нибудь из наших людей сказать почтмейстеру, что меня нет больше в деревне и чтобы он переслал все у него находящееся обратно в Петербург". Следовательно, кроме уже известных нам писем Натальи Николаевны, были еще и другие.

С октября 1835 года по апрель 1836 года Пушкин жил безвыездно с семьей и лишь 8 апреля 1836 года на короткий срок выезжал в Псковскую губернию для погребения умершей матери. Возвратился он в Петербург в 20-х числах этого месяца. Известий о переписке с женой за это время нет.

Вскоре Пушкин отправился в Москву для работы в архиве. Решение об этом было принято еще в феврале 1836 года, но поездка неоднократно откладывалась по разным причинам, в том числе в связи со смертью матери. В Москве Пушкин пробыл меньше месяца и 24 мая возвратился домой. За этот период он написал жене не менее шести писем, из которых следует, что от нее получено не менее двух. Первое было написано вскоре после его отъезда и доставлено 10 мая. Создается впечатление, что часть письма носила деловой характер и касалась переговоров с книгопродавцами, которые Наталья Николаевна вела по поручению мужа. Спрашивала она также, как быть со стихотворением поэта А. В. Кольцова "Урожай", предназначавшимся для "Современника". Второе письмо Пушкин получил 16 мая. В нем, видимо, жена просила скорее возвратиться домой (напомним, что 23 мая Н. Н. Пушкина родила дочь Наталью), сообщала о денежных делах. Были там и петербургские новости.

С мая 1836 года и до конца своих дней Александр Сергеевич жил безотлучно с семьей и, естественно, никакой переписки с женой больше не вел.

В письмах Натальи Николаевны мало затрагивались вопросы общественно-политического характера и преобладали личные, семейные, материальные, светские. Создается впечатление, что она редко писала о творческой и в особенности поэтической работе мужа.

Не преувеличивая значения писем Натальи Николаевны как источника творческой биографии поэта, следует, конечно, выразить большое сожаление, что они до сих пор не обнаружены и не введены в научный оборот.