Плетнев Петр Александрович

Плетнев Петр Александрович

 Не мысля гордый свет забавить,
 Вниманье дружбы возлюбя, 
 Хотел бы я тебе представить
 Залог достойнее тебя, 
 Достойнее души прекрасной, 
 Святой исполненной мечты, 
 Поэзии живой и ясной, 
 Высоких дум и простоты; 
 Но так и быть - рукой пристрастной
 Прими собранье пестрых глав,
 Полусмешных, полупечальных,
 Простонародных, идеальных, 
 Небрежный плод моих забав,
 Бессонниц, легких вдохновений,
 Незрелых и увядших лет, 
 Ума холодных наблюдений
 И сердца горестных замет.

Эти строки посвящения "Евгения Онегина" обращены к одному из самых близких друзей поэта - Петру Александровичу Плетневу, чья безраздельная преданность Пушкину оставалась постоянной и неизменной на протяжении всей его жизни. Петр Александрович был не только другом и литературным единомышленником поэта, не только горячим его приверженцем, почитателем и критиком - он был и издателем многих его произведений, в том числе и "Евгения Онегина" (кроме главы II), находившемся в курсе всех почти творческих его замыслов и устремлений. Письма Пушкина к Плетневу - не просто письма к близкому человеку, другу, понимающему все с полуслова. Это вместе с тем и письма, так сказать, к коллеге - поэту, издателю, критику, мнение которого ставят весьма высоко и советы которого ценят; они наполнены деловыми поручениями, критическими замечаниями о появляющихся в печати сочинениях, порою - творческими сомнениями, часто - новыми замыслами, размышлениями о самом сокровенном для них обоих - о поэтическом творчестве. И все это всегда с уважением самым глубоким, с доверительностью интимною и профессиональною вместе.

Плетнев Петр Александрович (рисунок Пушкина А.С.)

"Думаю написать предисловие, - пишет Пушкин в письме Плетневу в мае 1830 года. - Руки чешутся, хочется раздавить Булгарина. Но прилично ли мне, Александру Пушкину, являясь перед Россией с "Борисом Годуновым", заговорить об Фаддее Булгарине? кажется, неприлично. Как ты думаешь? реши".

Плетнев Петр Александрович (рисунок Пушкина А.С.)

"Жду Годунова с поправками... - отвечает ему Плетнев. - ...Важность предисловия должна гармонировать с самою трагедиею, что можно сделать только ясным и верным взглядом на истинную поэзию драмы вообще, а не предикою из темы о блудном сыне Булгарине; следственно (по моему разумению), не стоит тебе якшаться с ним в этом месте: в другом бы для чего не поучить..."^*

^* (Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 17-ти т. М.; Л., 1937-1959. т. 14, с. 93.)

"Осень подходит, - пишет Пушкин в августе того же 1830 года Петру Александровичу с некой особой открытостью, свойственной поэту в отношениях только к самым близким людям. - Это любимое мое время - здоровье мое обыкновенно крепнет - пора моих литературных трудов настает..."

"Вечером получил твое письмо. Грустно, тоска, - пишет поэт Плетневу об утрате их общего друга Дельвига. - Вот первая смерть, мною оплаканная. Карамзин под конец был мне чужд, я глубоко сожалел о нем как русский, но никто на свете не был мне ближе Дельвига. Изо всех связей детства он один оставался на виду - около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы точно осиротели..." (январь 1831 года).

Плетнев П. А. Гравюра на стали Эйзенхардта. 1866 г.

Пушкин всегда питал глубочайшее доверие к другу.

"Что делается у вас в Петербурге? - с тревогой пишет он П. А. Плетневу из Михайловского в январе 1826 года. - Я ничего не знаю, все перестали ко мне писать. Верно вы полагаете меня в Нерчинске. Напрасно, я туда не намерен - но неизвестность о людях, с которыми находился в короткой связи, меня мучит".

Надо ли объяснять, что не всякому стал бы писать ссыльный Пушкин о своей "короткой связи" с находившимися под следствием декабристами?

Почти вся переписка поэта с Плетневым преисполнена теплым участием и трогательными заботами о друге. "Что с тобою, душа моя?.. Отвечай же мне, а не то буду беспокоиться". "Мой милый, я очень беспокоюсь о тебе. Говорят, в Петербурге грипп..." "Что это значит, душа моя? ты совершенно замолк. Вот уже месяц, как от тебя ни строчки не вижу... Не болен ли ты? Все ли у тебя благополучно? Или просто ленишься да понапрасну друзей своих пугаешь..." (март 1831 года).

"Письмо твое от 19-го (от 19 июля 1831 года. - Л. К.) крепко меня опечалило. Опять хандришь. Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу. Дельвиг умер, Молчанов умер; погоди, умрет и Жуковский, умрем и мы. Но жизнь всё еще богата; мы встретим еще новых знакомцев, новые созреют нам друзья, дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жены наши - старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, веселые ребята...

Вздор, душа моя; не хандри - холера на днях пройдет, были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы" (июль 1831 года).

Не многие из корреспондентов Пушкина получали от него такие поистине родственные письма и не каждого дарил он такой дружбою и сочувствием! Но и Плетнев также всецело предан был своему другу.

Торжественный обед у А. Ф. Смирдина... Сепия. Художник А. Брюллов. 1832 г.

"Когда будет тебе нужда в деньгах, напиши ко мне только: пришли (имярек рублей)! Я всегда могу для тебя достать"^*, - пишет Пушкину в июле 1825 года в Михайловское Плетнев, вовсе, в сущности, не располагавший значительными личными средствами.

^* (Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 17-ти т. М.; Л., 1937-1959. т. 13, с. 189.)

Простота и сердечность его отношений с поэтом особенно явственно проступают в его простодушных и по-детски открытых признаньях.

"Мне так более всего обидно, - пеняет он в январе 1827 года Пушкину, - что ты не намекнул даже мне, какие у тебя литературные планы. Правду сказать, что я в любви самый несчастный человек. Кого ни выберу для страсти, всякий меня бросит..."^*

^* (Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 17-ти т. М.; Л., 1937-1959. т. 13, с. 316.)

"Жду зимы, чтобы согреть близь тебя душу"^*, - читаем мы в другом его письме Пушкину.

^* (Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 17-ти т. М.; Л., 1937-1959. т. 14, с. 194.)

В регулярной, в общем-то, переписке Пушкина с Плетневым отсутствует 1828 год - один из самых смятенных и вместе с тем творчески плодотворных в его жизни. Писать письма было не нужно - Пушкин живет в Петербурге. Весна - лето этого года - время постоянных, почти ежедневных общений Пушкина и Плетнева. 3 июля 1828 года поэт пишет из Петербурга своему приятелю С. А. Соболевскому: "Мой адрес: на имя Плетнева Петра Александровича - в Екатерининский институт".

Петр Александрович был человеком не слишком-то светским. Не блистал остроумием в модных гостиных и не всюду бывал, где бывал часто Пушкин. Однако в душевной, как говорил Лев Толстой, жизни поэта места Плетнева не занимал никто. И не случайно поэтому в рабочей пушкинской тетради (ПД 838), среди черновых строк "Воспоминания" и окончания посвященного Анне Олениной стихотворения "Ты и вы" (май 1828 года), рядом с профилем Адама Мицкевича мы находим прекрасный портрет Плетнева.

Не случайно также и столь тесное соседство этих двух портретов - Мицкевича и Плетнева. Петр Андреевич Вяземский писал 2 мая 1828 года жене из Петербурга: "Третьего дня провели мы вечер и ночь у Пушкина с Жуковским, Крыловым, Хомяковым, Мицкевичем, Плетневым... Мицкевич импровизировал на французской прозе и поразил нас... силою, богатством и поэзиею своих мыслей..."^*

^* (Литературное наследство. Т. 58. М., 1952, с. 76.)

Вспоминал впоследствии об этой импровизации Мицкевича и П. А. Плетнев. В письме Я. К. Гроту от 8 сентября 1845 года он писал: "Мицкевич импровизировал... у Пушкина, еще холостого и жившего тогда у Демута. Там были: Вяземский, Дельвиг, я и еще кто-то"^*.

^* (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2-х т. М., 1974, т. 2, с. 257.)

Пушкин и Жуковский, по словам П. А. Вяземского, "глубоко потрясенные этим огнедышащим извержением поэзии (импровизацией Мицкевича.-Л. К.), были в восторге"^*.

^* (Вяземский П. А. Полн. собр. соч. СПб., 1882, т. 7, с. 329.)

В лавке А. Ф. Смирдина на Невском проспекте. Гравюра С. Галактионова по рисунку А. Сапожникова. 1834 г.

Представляется очень возможным, что именно как воспоминание об этом вечере появились портреты Мицкевича и Плетнева на заполнявшемся в мае листе (л. 14 об.) черновой рукописи Пушкина.

Портрет Плетнева, не имевший до сих пор иконографического отождествления, а потому в общем мало известный, по характеру исполнения (в этом случае весьма тщательного) занимает особое место среди прочих рисунков поэта, обычно небрежных и легких, часто незавершенных. Портрет старательно проработан, моделирован на уровне почти что профессиональном. При всем том это рисунок типично пушкинский, отличающийся необыкновенно точной передачей существеннейших черт лица портретируемого. Атрибуция портрета подтверждается сравнением и с документальными изображениями П. А. Плетнева, и с определенным А. М. Эфросом пушкинским рисунком - портретом Плетнева в рукописи 1835 года с черновиками "Юдифи"^*. Вспомним, кстати, как Эфрос отмечает, что лишь в случаях особо важных, "рисуя очень близкого человека или очень занимательную личность", Пушкин "трудился над деталями"^**.

^* (Эфрос А. Пушкин портретист. Два этюда. М.: Гослитмузей, 1946, с. 223.)

^** (Эфрос А. М. Мастера разных эпох. Избранные историко-художественные и критические статьи. М., 1979, с. 113.)

Плетнев П. А. Гравюра Ф. Иордана с фотографии. 1870-е гг.

Как всегда у Пушкина, в этом новооткрытом портрете Плетнева поражает нас чрезвычайно искусно воспроизведенный им взгляд того, кого он рисует. Именно глаза - глубоко посаженные, небольшие, необыкновенно живые и доброжелательные - раскрывают нам в первую очередь тайну рисунка. Нет ничего более неповторимого в человеке, чем глаза, чем его взгляд, и вот глаза-то Пушкин и передает в своих рисунках как великий мастер постижения человеческого характера. Почти каждый новый портрет его - это образ, это характеристика в самом полном и собственном смысле слова. Характеристика точная и исчерпывающая, потому что она всегда почти что слагалась из черт наиболее типических.

"Чистое сердце, светлый и спокойный ум, бескорыстная, беспредельная, теплая преданность друзьям, нрав кроткий, мягкий и уживчивый, добросовестное, не по расчетам, не в виду житейских выгод и в чаянии блестящих успехов, но по призванию, но по святой любви, служение литературе, изящный и верный вкус, с которым любили справляться и советоваться Баратынский и сам Пушкин, - ...все это давало Плетневу особенное значение и почетное место в обществе нашем"^*, - вспоминал П. А. Вяземский. И замечательные эти качества - добросердечие и проницательность, душевная чуткость и деликатность, отличавшие Петра Александровича Плетнева и высоко ценимые всеми друзьями его, хорошо угадываются в пушкинском рисунке, как нам думается, одном из выразительнейших во всей его портретной графике.

^* (Вяземский П.А. Полн. собр. соч., т. 7, с. 129.)