Оленин Алексей Николаевич

Оленин Алексей Николаевич

До недавнего времени были известны два пушкинских портрета Алексея Николаевича Оленина - президента Академии художеств, директора императорской Публичной библиотеки, выдающегося знатока древностей, литератора и сановника, к дочери которого, Анне Алексеевне, обращен целый цикл лирических стихотворений поэта 1828 года. Пушкин питал к Анне Олениной, как мы уже знаем, сильное чувство, без конца рисовал ее профиль, во множестве вариантов - анаграммы, инициалы и проч. - выводил ее имя, соединяя его со своим, в черновиках своих рукописей. Он сватался к ней, получил отказ и тяжело и мучительно переживал его.

Оленин Алексей Николаевич (рисунок Пушкина А.С.)

Оба известных нам портрета А. Н. Оленина относятся к весне 1829 года, периоду пребывания Пушкина на Кавказе, во время поездки в Арзрум. На первом рисунке Пушкин запечатлел Оленина в профиль, подле хорошо всем знакомого автопортрета в папахе; на втором, сделанном, видимо, несколько дней спустя, Алексей Николаевич изображен вместе с супругою, Елизаветою Марковной, рожденною Полторацкой.

Оленин Алексей Николаевич (рисунок Пушкина А.С.)

Ныне мы имеем возможность пополнить иконографию А. Н. Оленина двумя новыми его портретами руки Пушкина, определенными несколько лет назад художником Юрием Леонидовичем Керцелли^*. Портреты находятся соответственно в рабочей пушкинской тетради 842 среди черновиков неоконченной поэмы "Тазит" и в Ушаковском альбоме - знаменитом альбоме младшей из сестер Ушаковых, московских приятельниц Пушкина, - Елизаветы Николаевны.

^* (Портреты воспроизведены и атрибутированы в кн.: Керцелли Л. Тверской край в рисунках Пушкина. М., 1976.)

Поскольку оба новых портрета Оленина относятся все к тому же 1829 году (портрет в черновиках "Тазита", возможно, к январю 1830-го) и теперь уже следует говорить о целой серии пушкинских рисунков этого времени, изображающих президента Академии художеств, возникает некоторое сомнение в правомерности утвердившегося в литературе о Пушкине мнения о разрыве поэта с Олениным осенью 1828 года как разрыве, вызванном главным образом причинами политическими (участие А. Н. Оленина как члена Государственного совета в разбирательстве дела о распространении запрещенного цензурой отрывка из элегии "Андрей Шенье" и дела о "Гавриилиаде").

Остановимся на этом подробнее.

Конец второго десятилетия XIX века. Петербургский дом А. Н. Оленина, служивший в это время своего рода штаб-квартирой членам так называемого оленинского кружка, охотно посещают молодые литераторы, привлеченные просветительскими и патриотическими идеями собирающейся тут художественной интеллигенции. "Героическое, возвышающее душу, присуще не одному классическому - греческому и римскому - миру; оно должно быть извлечено и из преданий русской древности и возведено искусством в классический идеал"^*, - писал академик Майков о главной направленности творческой деятельности членов оленинского кружка. И вот здесь-то после окончания лицея часто бывает Пушкин, нашедший у Олениных самый восторженный прием и укрепивший здесь дружбу с Жуковским, Вяземским.

^* (Майков Л. Н. Батюшков, его жизнь и сочинения. СПб., 1896, с. 39.)

Оленин А. Н. Гравюра Н. Уткина по рисунку Ф. Крюгера. 1836 г.

В доме Олениных Пушкин встречается также с Крыловым, с Карамзиным, тесно сближается с Гнедичем. Сохранилось любопытнейшее свидетельство - "баллада" ("Что ты, девица, грустна..."), сочиненная совместно Жуковским и Пушкиным в 1819 году по случаю дня рождения супруги Оленина Елизаветы Марковны. "Баллада" оканчивалась галантным пожеланием "многи леты"

 Той, которую друзьям
 Ввек любить не поздно!

И далее - собственно конец - следовала общая здравица:

 Многи леты также нам, 
 Только с ней нерозно.

Но "нерозно" получилось не у всех. Пушкину в скором времени предстояло отправиться в ссылку. Сначала на юг, потом на "север", в псковскую деревню своей матери Михайловское.

Вернулся он в Петербург лишь в мае 1827 года, после семилетнего отсутствия.

Семь лет - это и не так уж как будто бы много, но такие семь лет, какими были эти годы пушкинского изгнания, изменили столицу куда сильнее, чем могли бы изменить ее другие полвека. Дух свободолюбия, дух надежд и упований на возможности перемен к лучшему, гнездившийся даже во многих из светских гостиных, сменился теперь "духом неволи". В эти семь лет произошло многое. Был декабрь 1825 года. Были допросы, дознания в царском дворце. Была виселица с пятью казненными декабристами. Виселица, многократно являвшаяся потом в виде жутких рисунков в пушкинских рукописях.

Многих друзей своих, добрых приятелей, с которыми был "в короткой связи", не нашел возвратившийся Пушкин в столице. А те, что остались, те волей- неволею сделали выбор - одни стали сановниками, другие отправились в свои деревни "поливать капусту"^*.

^* ("...Я не сообщаю вам ни политических, ни литературных новостей,- пишет Пушкин в мае 1832 года своему другу П. А. Осиповой из Петербурга,- думаю, что они вам надоели так же, как и всем нам. Нет ничего более мудрого, как сидеть у себя в деревне и поливать капусту. Старая истина, которую я ежедневно применяю к себе, посреди своей светской и суматошной жизни". Выражение "поливать капусту" восходит, надо думать, к французской поговорке "отправиться сажать капусту" ("aller planter ses choux"), означающей "удалиться в деревню на покой" (ср. строку "Капусту садит, как Гораций" в шестой главе "Евгения Онегина"). Вообще надо заметить, что устойчивые лексические единицы типа коротких пословиц и фразеологизмов вне непосредственного употребления в их собственном значении могут "работать" в языке (обычно в разного рода каламбурах) и в значениях составляющих эту языковую единицу смыслов, как в случае с выражением "поливать капусту", где очевидно обыгрывается и смысл известной пословицы, и изначальный, "допословичный" смысл одного из ее компонентов.)

Оленин А. Н. Акварель, пастель. Художник П. А. Оленин. 1820-е гг.

Президент Академии художеств, директор императорской Публичной библиотеки, действительный тайный советник Алексей Николаевич Оленин стал сановником. Членом Государственного совета и статс- секретарем департамента гражданских и духовных дел. Метаморфоза? Нет, пожалуй. В его доме и теперь очень радушно встретили возвратившегося в столицу поэта. Здесь любили, и знали, и по-прежнему высоко ценили его поэзию. И все же... И все же этот дом был уже не домом либерально настроенного ученого, знатока и любителя русской старины и античности, главы кружка, к которому близки были многие передовые деятели русской культуры и общественной мысли того времени, а дом члена правительства Николая I.

Взятие Арзрума. Литография Гольштейна, А. Байо с оригинала В. Машкова. 1829 г.

Возвратившись в Петербург, Пушкин, как и в прежние времена, стал часто бывать у Олениных. И хотя, как писал в письме к Гнедичу в июле 1827 года сам глава семьи Алексей Николаевич, "непостоянство судеб человеческих рассеяло приютинское общество по лицу земли: многие лежат уже в могиле, многие влачат тягостную жизнь в дальних пределах света, а многие ближние рассеялись по странам..."^* - у Олениных и в эти годы собиралось многочисленное общество литераторов, художников, музыкантов. Дом их продолжал оставаться одним из самых культурных и просвещенных домов Петербурга. Помимо многолетних его друзей и посетителей здесь постоянно бывают теперь Мицкевич и Грибоедов, молодой М. И. Глинка.

^* (Цит. по кн.: Пушкин. Исследования и материалы. М.; Л., 1958, т. 2, с. 236.)

Гостиная Олениных. Акварель неизвестного художника. 1810-е (?) гг.

Непременной участницею и украшением литературных и музыкальных вечеров в доме отца своего была младшая дочь А. Н. Оленина - Анна. Хорошо образованная, очень изящная, музыкальная Анна полновластно царила в интеллигентном и мужском преимущественно обществе оленинского окружения. Ей посвящали стихи Крылов, Гнедич, И. И. Козлов, другие поэты. Аннета Оленина казалась Пушкину той самою девушкой, которая могла бы составить "счастие его жизни", стать ему верной подругой, женою. Браку этому не суждено было сбыться, и он мучительно, с острой тоскою переживает крушение этой мечты, за которой, возможно, стояла не только надежда на личное счастье, но и надежда на обретение - наконец-то! - долгожданного покоя, на успешное противостояние преследовавшему его "завистливому року".

Расстройство матримониальных планов поэта большинство исследователей склонно видеть в позиции, занятой родителями Анны Алексеевны, не желавшими для своей младшей дочери - любимицы и баловня всего семейства, фрейлины двора - этого брака. К осени 1828 года относят последовавший за расстройством брака разрыв поэта с домом Олениных.

Оленина А. А. Акварель. Художник П. Соколов. Около 1825 г.

В литературе о Пушкине часто можно встретить более или менее четко выраженную мысль о том, что с осени 1828 года Пушкин не только резко прервал свои дружественные отношения с Олениными, но и стал питать острую к ним неприязнь и презренье. Вряд ли это так однозначно, однако. Что поэт был обижен и уязвлен - несомненно. Что он перестал бывать у Олениных - тоже. Но вражда и презренье?.. Пожалуй что этого не было, хотя среди черновых вариантов к восьмой главе "Евгения Онегина" (декабрь 1829 года) можно встретить строки: "Тут был отец ее (Аннеты Олениной. - Л. К.) пролаз /Нулек на ножках".

Строки красноречивые, конечно, но, во-первых, они все-таки не включены поэтом в окончательную редакцию, а во-вторых, не забудем, что Пушкин был очень обижен, и обида эта была особенно тягостна оттого, что нанесена была людьми, которых он уважал и на уважение, а быть может, и дружбу или уж, во всяком случае, на понимание и сочувствие которых рассчитывал. Огорчение, и досада, и боль за отвергнутую любовь, и несправедливость не противников, а людей ему в общем дружественных, интеллигентных, должны были как-то прорваться - и в черновиках его рукописей появляются строки о "нульке на ножках".

Мы не имеем прямых (и вообще каких-либо, кроме приведенных строк) указаний и свидетельств резко отрицательного отношения Пушкина к А. Н. Оленину после осени 1828 года. О том, что Оленин "поправел", поэт знал и прежде. Но он знал также и о тех симпатиях, которые питали в семействе Олениных к сосланным и "влачащим тягостную жизнь в дальних пределах света" декабристам, о любви и причастности членов этой семьи к литературе, науке, искусству. А разрыва не последовать просто и не могло. Пушкин знал, что решение исходило от родителей, убоявшихся видеть его своим зятем. К тому же, по некоторым скудно дошедшим до нас свидетельствам, Елизавета Марковна, взявшая на себя обязанность отказать поэту в руке дочери, сделала это в довольно резкой форме. Поступок ее понятен. Она была светскою дамой. Женою сановника. Матерью дочери-фрейлины. Она и семья ее были благополучны во всем, и благополучия этого она терять не хотела. Пока поэт оставался гостем дома, украшавшим присутствием своим общество собиравшихся здесь литераторов, художников, музыкантов, она любезно принимала его и по-своему была ему рада. Но когда он захотел стать мужем ее дочери - она испугалась. Испугалась по-настоящему, потому что в ее глазах Пушкин был человеком, неугодным правительству, во-первых (а она была хорошо осведомлена обо всех обстоятельствах разного рода "расследований" и учреждения за поэтом "секретного надзора"), и чересчур "вертопрахом" - во-вторых. Решение об отказе она, разумеется, приняла совместно с мужем, но не желала этого брака, должно быть, гораздо сильнее его. Отсюда, вероятно, и та "суровость" ее к Пушкину, упоминание о которой мы встречаем в дневнике А. А. Олениной, опубликованном ее внучкою О. Н. Оом.

Приютино. Акварель. Художник И. А. Иванов. 1825 г.

Интересна запись от 13 января 1830 года в дневнике знаменитой Дарьи Федоровны Фикельмон, внучки Кутузова, дочери друга Пушкина Елизаветы Михайловны Хитрово. "Вчера 12-го, - записала в дневнике Дарья Федоровна, - мы доставили себе удовольствие поехать в домино и масках по разным домам. Нас было восемь - маменька, Катрин (сестра Дарьи Федоровны графиня Е. Ф. Тизенгаузен.- Л. К.)... Пушкин, Скарятин... Мы побывали у английской посольши, у Лудольфов и у Олениных. Мы очень позабавились, хотя маменька и Пушкин были тотчас узнаны..."^*

^* (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2-х т. М., 1973, т. 2, с. 140.)

"Своей, несомненно, точной записью Фикельмон задала нам нелегкую загадку", - пишет Н. А. Раевский, автор широко известной книги "Портреты заговорили". "Следовало ожидать, - рассуждает он, - что после неудачного сватовства Пушкин по существовавшему и тогда и много позже обычаю перестанет бывать у Олениных...

При таких настроениях поэта совсем уже нельзя было предполагать, что 12 января 1830 года он в домино и маске войдет в дом Алексея Николаевича". "Впрочем, разгадка, быть может, в том и заключается, - продолжает Раевский, - что Пушкин был замаскирован. Отказываться от интересной поездки не хотелось. Надеялся, что не узнают, но ошибся"^*. Могло быть и так, конечно. Но только, думается нам, в том обязательно случае, если поэт не считал в это время А. Н. Оленина своим зложелателем и разлад между ними не был ссорой врагов политических. В этом случае, надо полагать, ни шаткий резон замаскированности, ни нежелание отказаться от "интересной поездки" не смогли бы заставить Пушкина явиться в дом Олениных в домино.

^* (Раевский Н. Портреты заговорили. Алма-Ата, 1976, с. 223.)

Интересно отметить, что А. Н. Оленин в письме от 14 декабря 1832 года на запрос непременного секретаря Российской академии П. И. Соколова в связи с избранием Пушкина в действительные члены академии ответил согласием. А весной 1835 года Оленин обратился к Пушкину с просьбой принять участие в сооружении памятника над могилой их общего друга Гнедича, и поэт отвечал ему и переслал вместе со списком лиц, пожелавших "подписаться на памятник", пятьдесят рублей ассигнациями.

Оленина А. А. Рисунок О. Кипренского. 1828 г.

Вряд ли бы Пушкин снес молчаливо политическую враждебность к нему Оленина. Очень острый и беспощадный - в особенности к политическим своим врагам - эпиграммист, автор множества злых карикатур и сатирических рисунков, Пушкин даже и не пытается как-либо задеть Оленина, а в черновиках его рукописей в мае 1829 года (т. е. год почти спустя после разрыва) дважды появляются портреты Оленина без каких бы то ни было признаков отрицательных эмоций автора рисунков к портретируемому.

Это два известных нам прежде рисунка. Но вот и два "новых", того же, примерно, времени. Один из них находим в альбоме Елизаветы Ушаковой. Он очень похож на оба уже известных и тоже относится к 1829 году. Другой портрет - в черновиках писавшейся по свежим впечатлениям поездки на Кавказ поэмы "Тазит" (ПД 842, л. 23/12). Этот портрет - один из самых интересных пушкинских портретов А. Н. Оленина. Он находится рядом с профильным изображением дочери, Анны, портрет которой, по удачному выражению определившей его Р. Г. Жуйковой, является поэтичным портретом-воспоминанием.

Профиль Алексея Николаевича Оленина, так же, как и профиль Анны Алексеевны, откровенно романтизирован и выполнен в "высоком" стиле. Думается, не будет погрешностью сказать, что рисунок не только романтизирует внешность Оленина, но и как бы "классицизирует" облик этого замечательного знатока и исследователя античности (мощная обнаженная шея, крупный изогнутый нос, маленькие уши, свободный разлет бровей, гладкая, без вихров, прическа). Оленин был невысокого роста и довольно миниатюрного телосложения ("малышка" Оленина унаследовала эти отцовские качества) - портрет же походит на эдакого римского патриция - значительного, крупного, в расцвете физических сил. Но сомнения нет - это А. Н. Оленин. Сходство рисунка и со всею документальной иконографией Оленина и с известными ранее пушкинскими его портретами почти абсолютно (та же форма головы, тот же глаз, рот, удлиненное маленькое ухо, та же линия лба и носа). А удивляться этому "классицизированному" облику Оленина после знакомства с автопортретом поэта, изобразившего себя конем среди коней настоящих, или портретом Александра Одоевского в черновиках "Полтавы", изображенного с длинным, свисающим почти до груди казацким усом, - уже не приходится. По всей видимости, мы имеем здесь дело все с той же "примеркою" поэтом-художником на лицо, реально существующее, хорошего его знакомого, некоего образа своей творческой фантазии, в данном случае, быть может, образа одной из "прикидок", возникшего по ассоциации с родом деятельности портретируемого.

Оленин П. А. Акварель. Художник А. Брюллов. 1820-е гг.

И уж, конечно, самое появление портрета Оленина вместе с портретом его младшей дочери в черновиках "Тазита" - отнюдь не случайность. Тут текст и портреты очевидно взаимосвязаны. Вспомним пушкинские наброски планов этой поэмы: I. Обряд похорон; уздень и меньший сын... любовь, отвергнутый; битва - монах. II. 1. Похороны. 2. Черкес христианин... 7. Любовь. 8. Сватовство. 9. Отказ...

Любовь - сватовство - отказ... Горячий, все еще волнующий поэта, сокровенно-личный мотив.

 И он, не властный превозмочь
 Волнений сердца, раз приходит
 К ее отцу, его отводит
 И говорит: "Твоя мне дочь
 Давно мила. По ней тоскуя, 
 Один и сир, давно живу я. 
 Благослови любовь мою. 
 Я беден, но могуч и молод. 
 Мне труд легок. Я удалю
 От нашей сакли тощий голод. 
 Тебе я буду сын и друг
 Послушный, преданный и нежный, 
 Твоим сынам кунак надежный, 
 А ей - приверженный супруг".

Оленина А. А. Масло. Художник А. Попов. 1842 г.

Это последние стихи неоконченной поэмы, но в черновых вариантах имеются строки, содержащие продолжение, - отказ отца девушки выдать дочь за Тазита:

 .............................
 "Какой безумец, сам ты знаешь,
 Отдаст любимое дитя! 
 Ты мой рассудок искушаешь
 Иль празднословя, иль шутя.
 Ступай, оставь меня в покое".
 Глубоко в сердце молодое
 Тяжелый врезался укор, 
 Тазит сокрылся - с этих пор
 Ни с кем не вел он разговора
 И никогда на деву гор
 Не возводил несчастный взора. 
 ............................

Лист, на котором мы видим портреты Алексея Николаевича и Анны Алексеевны Олениных, покрыт черновыми вариантами этих строк; на левом развороте листа - другой черновой вариант "отказа":

 Ему внимал старик угрюмый, 
 Главою белой покачал. 
 И мрачно... отвечал: 
 Я не отдам моей орлицы...

Простое совпадение здесь, надо думать, исключается. Незабытая горечь неудавшегося сватовства, недавние тягостные воспоминания - и на соседний, пока еще чистый лист ложатся точные зарисовки - сначала отца, потом дочери с возведенными кверху "ангельскими" глазами...

 .....................То ли дело 
 Глаза Олениной моей! 
 Какой задумчивый в них гений, 
 И сколько детской простоты, 
 И сколько томных выражений, 
 И сколько неги и мечты!.. 
 Потупит их с улыбкой Леля - 
 В них скромных граций торжество; 
 Поднимет - ангел Рафаэля
 Так созерцает божество.