"Свет и надежда"

'Свет и надежда'

На проспекте Римского-Корсакова, перед сквером, где высится Никольский собор - вдохновенное создание С. Чевакинского, стоит дом под номером 35. На фасаде его мемориальная доска с надписью: "В этом доме бывал в 1819-1820 годах А. С. Пушкин на собраниях литературно-политического кружка "Зеленая лампа"". Здание перестраивалось в начале нашего века, но осталось, как и прежде, трехэтажным, с балконом, обращенным к Никольскому собору. В начале прошлого столетия здесь жила семья одного из богатейших людей России В. А. Всеволожского. С его младшим сыном Никитой Всеволодовичем, служившим в Коллегии иностранных дел, Пушкин дружески сошелся и впоследствии называл его "лучшим из минутных друзей моей минутной младости".

У Никиты Всеволожского зимой 1818/19 года один раз в две недели собиралось литературно-политическое общество. Участники его усаживались вокруг круглого стола, над которым горела лампа под зеленым абажуром. Отсюда и название общества - "Зеленая лампа". Оно имело и символическое значение: зеленый цвет - надежда, лампа - источник света. Девизом кружка были слова "Свет и надежда". Все "ламписты" имели кольца с изображением лампы. Садясь у стола, освещенного зеленой лампой, они надевали красные колпаки. Для людей того времени красный колпак - символ равенства и свободомыслия.

Панорама Невского проспекта. Раскрашенная литография Иванова И.А. по рисунку Садовникова В.С. 1835. Фрагмент. На набережной Мойки третий дом справа - Демутов трактир

Очень немногие знали, что устроители общества - Я. Толстой, Ф. Глинка, С. Трубецкой - члены "Союза благоденствия". Они ставили перед собой благородную цель - готовить молодежь к активному участию в политической жизни России. "Зеленая лампа" являлась "побочной управой" "Союза благоденствия". На первых ее собраниях председательствовал Я. Толстой.

Знаменательным было выступление А. Улыбышева, члена "Союза благоденствия", на тринадцатом заседании, в декабре 1819 года. Он читал свою утопию "Сон". Перед мысленным взором слушателей вставал Петербург будущего, после свершения "великих событий" - падения крепостного права и самодержавия. "На каждом шагу новые общественные здания привлекали мои взоры, а старые, казалось, были использованы в целях, до странности не похожих на их первоначальное назначение, - медленно, выразительно говорил Улыбышев. - На фасаде Михайловского замка я прочел большими золотыми буквами: "Дворец Государственного собрания". Общественные школы, академии, библиотеки всех видов занимали место бесчисленных казарм, которыми был переполнен город. Проходя перед Аничкиным дворцом, я увидел сквозь большие стеклянные окна массу прекрасных памятников из мрамора и бронзы. Мне сообщили, что это Русский Пантеон, т. е. собрание статуй и бюстов людей, прославившихся своими талантами или заслугами перед обществом. Очнувшись на Невском проспекте, я кинул взоры вдаль по прямой линии, и вместо монастыря, которым он оканчивается, я увидел триумфальную арку, как бы воздвигнутую на развалинах фанатизма".

Каждый член общества давал клятву сохранить втайне все, что происходило на собраниях.

Не боясь посторонних ушей, здесь толковали

 Насчет глупца, вельможи злого, 
 Насчет холопа записного, 
 Насчет небесного царя, 
 А иногда насчет земного.

Пушкин читал свои стихи и ноэли. В одном из ноэлей, дошедших до нас, поэт зло высмеивает либеральные обещания Александра I и напоминает о его многочисленных дипломатических поездках по Европе, называя его "кочующим деспотом". Об этом стихотворении декабрист И. Д. Якушкин писал, что его "во время оно все знали наизусть и распевали чуть ли не на улице".

Набережная Невы у Летнего сада. Раскрашенная литография. 1820-е годы

Читали стихи и другие члены кружка: А. А. Дельвиг, Н. И. Гнедич, Ф. Н. Глинка. Спорили о литературе, истории, философии. Пушкина привлекала прелесть тайных собраний "Зеленой лампы",

 Где ум кипит, где в мыслях волен я, 
 Где спорю вслух, где чувствую живее, 
 И где мы все - прекрасного друзья...

У Никиты Всеволожского собирались не только для политических споров. Молодежь сходилась в гостеприимный дом на Екатерингофском проспекте повеселиться, посидеть за дружеским столом. Приходили сюда и после окончания спектаклей в Большом театре. Все члены "Зеленой лампы" были страстными театралами, не пропускали ни одной театральной новинки и за бокалом вина обсуждали театральные новости.

С большой теплотой вспоминал Пушкин собрания "Зеленой лампы" и атмосферу непринужденного дружеского веселья, царившего в доме Всеволожского. Будучи в ссылке, оторванный от друзей, он писал в послании к Я. Толстому:

 Горишь ли ты, лампада наша, 
 Подруга бдений и пиров? 
 Кипишь ли ты, златая чаша, 
 В руках веселых остряков? 
 ........................
 В изгнаньи скучном каждый час. 
 Горя завистливым желаньем, 
 Я к вам лечу воспоминаньем, 
 Воображаю, вижу вас: 
 Вот он, приют гостеприимный, 
 Приют любви и вольных муз, 
 Где с ними клятвою взаимной
 Скрепили вечный мы союз, 
 Где дружбы знали мы блаженство, 
 Где в колпаке за круглый стол
 Садилось милое равенство...

А позднее, в романе "Евгений Онегин", Пушкин вспомнил:

 И я, в закон себе вменяя
 Страстей единый произвол, 
 С толпою чувства разделяя, 
 Я музу резвую привел 
 На шум пиров и буйных споров, 
 Грозы полуночных дозоров; 
 И к ним в безумные пиры
 Она несла свои дары
 И как вакханочка резвилась, 
 За чашей пела для гостей, 
 И молодежь минувших дней
 За нею буйно волочилась, 
 А я гордился меж друзей
 Подругой ветреной моей.

То было время, когда "везде ходили по рукам, переписывались и читались его "Деревня", "Ода на свободу", "Ура! В Россию скачет..." Не было живого человека, который бы не знал его стихов" - так говорили о Пушкине современники. Они растекались "огненными струями" по столице и по всей России, переписывались, повторялись, заучивались наизусть. Огромная популярность этих крамольных, политических стихов привлекла внимание правительственных кругов. Императору Александру было представлено стихотворение "Деревня", и хотя он с лицемерной любезностью просил благодарить автора за "добрые чувства", это не помешало ему немедленно принять охранные меры. В отсутствие поэта в его комнату проник правительственный агент и сыщик Фогель.

Вид порта и Биржи со стороны Невы. Раскрашенная гравюра Ческого И.В. с рисунка Шапошникова М.И. 1817

Ф. Н. Глинка в своих воспоминаниях приводит слова Пушкина: "Вчера я возвратился поздно домой, мой старый дядька объявил, что приходил в квартиру какой-то неизвестный человек и давал ему пятьдесят рублей, прося дать ему почитать моих сочинений... Но мой верный старик не согласился, а я взял и сжег все мои бумаги". Вскоре последовал и вызов поэта к военному губернатору Петербурга графу М. А. Милорадовичу. Пушкин упомянул об этих столь для него тревожных днях в "Эпилоге" к поэме "Руслан и Людмила", напечатанном с пометкой: "26 июля 1820 года. Кавказ", считая, что тогда

 ...грозы незримой
 Сбиралась туча надо мной!..