Вторая половина (не позднее 25) января 1826 г. Из Михайловского в Петербург
Душа моя, спасибо за "Стихотворения Александра Пушкина", издание очень мило; кое-где ошибки, это в фальшь не ставится. Еще раз благодарю сердечно и обнимаю дружески.
Что делается у вас в Петербурге? я ничего не знаю, все перестали ко мне писать. Верно, вы полагаете меня в Нерчинске. Напрасно, я туда не намерен - но неизвестность о людях, с которыми находился в короткой связи, меня мучит. Надеюсь для них на милость царскую. Кстати: не может ли Жуковский узнать, могу ли я надеяться на высочайшее снисхождение, я шесть лет нахожусь в опале, а что ни говори - мне всего 26. Покойный император в 1824 году сослал меня в деревню за две строчки нерелигиозные - других художеств за собою не знаю. Ужели молодой наш царь не позволит удалиться куда-нибудь, где бы потеплее? - если уж никак нельзя мне показаться в Петербурге - а?
Прости, душа, скучно мочи нет.
182. А. А. Дельвигу
20-е числа января 1826 г. Из Михайловского в Петербург
Милый барон! вы обо мне беспокоитесь, и напрасно. Я человек мирный. Но я беспокоюсь - и дай бог, чтобы было понапрасну. Мне сказывали, что А. Раевский под арестом. Не сомневаюсь в его политической безвинности. Но он болен ногами, и сырость казематов будет для него смертельна. Узнай, где он, и успокой меня. Прощай, мой милый друг.
П.
183. В. А. Жуковскому
20-е числа января 1826 г. Из Михайловского в Петербург
Я не писал к тебе, во-первых, потому, что мне было не до себя, во-вторых, за неимением верного случая. Вот в чем дело: мудрено мне требовать твоего заступления пред государем; не хочу охмелить тебя в этом пиру. Вероятно, правительство удостоверилось, что я заговору не принадлежу и с возмутителями 14 декабря связей политических не имел, но оно в журналах объявило опалу и тем, которые, имея какие-нибудь сведения о заговоре, не объявили о том полиции. Но кто ж, кроме полиции и правительства, не знал о нем? о заговоре кричали по всем переулкам, и это одна из причин моей безвинности. Все-таки я от жандарма еще не ушел, легко, может, уличат меня в политических разговорах с каким-нибудь из обвиненных. А между ими друзей моих довольно (NB: оба ли Раевские взяты, и в самом ли деле они в крепости? напиши, сделай милость). Теперь положим, что правительство и захочет прекратить мою опалу, с ним я готов условливаться (буде условия необходимы), но вам решительно говорю не отвечать и не ручаться за меня. Мое будущее поведение зависит от обстоятельств, от обхождения со мною правительства etc.
Итак, остается тебе положиться на мое благоразумие. Ты можешь требовать от меня свидетельств об этом новом качестве. Вот они.
В Кишиневе я был дружен с майором Раевским, с генералом Пущиным и Орловым.
Я был масон в Кишиневской ложе, то есть в той, за которую уничтожены в России все ложи.
Я наконец был в связи с большею частью нынешних заговорщиков.
Покойный император, сослав меня, мог только упрекнуть меня в безверии.
Письмо это неблагоразумно, конечно, но должно же доверять иногда и счастию. Прости, будь счастлив, это покамест первое мое желание.
Прежде, чем сожжешь это письмо, покажи его Карамзину и посоветуйся с ним. Кажется, можно сказать царю: Ваше величество, если Пушкин не замешан, то нельзя ли наконец позволить ему возвратиться? -
Говорят, ты написал стихи на смерть Александра - предмет богатый! - Но в течение десяти лет его царствования лира твоя молчала. Это лучший упрек ему. Никто более тебя не имел права сказать: глас лиры - глас народа. Следственно, я не совсем был виноват, подсвистывая ему до самого гроба.
184. А. А. Дельвигу
Начало февраля 1826 г. Из Михайловского в Петербург
Насилу ты мне написал и то без толку, душа моя. Вообрази, что я в глуши ровно ничего не знаю, переписка моя отвсюду прекратилась, а ты пишешь мне, как будто вчера мы целый день были вместе и наговорились досыта. Конечно, я ни в чем не замешан, и если правительству досуг подумать обо мне, то оно в том легко удостоверится. Но просить мне как-то совестно, особенно ныне; образ мыслей моих известен. Гонимый шесть лет сряду, замаранный по службе выключкою, сосланный в глухую деревню за две строчки перехваченного письма, я, конечно, не мог доброжелательствовать покойному царю, хотя и отдавал полную справедливость истинным его достоинствам, но никогда я не проповедовал ни возмущений, ни революции - напротив. Класс писателей, как заметил Alfieri, более склонен к умозрению, нежели к деятельности, и если 14 декабря доказало у нас иное, то на то есть особая причина. Как бы то ни было, я желал бы вполне и искренно помириться с правительством, и, конечно, это ни от кого, кроме его, не зависит. В этом желании более благоразумия, нежели гордости с моей стороны.
С нетерпением ожидаю решения участи несчастных и обнародование заговора. Твердо надеюсь на великодушие молодого нашего царя. Не будем ни суеверны, ни односторонни - как французские трагики; но взглянем на трагедию взглядом Шекспира. Прощай, душа моя.
Пушкин.
Ты взял 2000 у меня и хорошо сделал, но сделай так, чтоб прежде великого поста они находились опять у Плетнева.
185. П. А. Катенину
Первая половина февраля 1826 г. Из Михайловского в Петербург
Отвечаю тебе по порядку. Стихи о Колосовой были написаны в письме, которое до тебя не дошло. Я не выставил полного твоего имени, потому что с Катениным говорить стихами только о ссоре моей с актрисою показалось бы немного странным.
Будущий альманах радует меня несказанно, если разбудит он тебя для поэзии. Душа просит твоих стихов; но знаешь ли что? Вместо альманаха не затеять ли нам журнала в роде "Edinburgh Review"? Голос истинной критики необходим у нас; кому же, как не тебе, забрать в руки общее мнение и дать нашей словесности новое, истинное направление? Покамест, кроме тебя, нет у нас критика. Многие (в том числе и я) много тебе обязаны; ты отучил меня от односторонности в литературных мнениях, а односторонность есть пагуба мысли. Если б согласился ты сложить разговоры твои па бумагу, то великую пользу принес бы ты русской словесности: как думаешь? Да что "Андромаха" и собрание твоих стихов?
186. А. А. Дельвигу
20 февраля 1826 г. Из Михайловского в Петербург
Мой друг барон, я на тебя не дулся и долгое твое . молчание великодушно извинял твоим Гименеем
Io hymen Hymenaee io,
Io hymen Hymenaee!
то есть черт побери вашу свадьбу, свадьбу вашу черт побери. Когда друзья мои женятся, им смех, а мне горе; но так и быть: апостол Павел говорит в одном из своих посланий, что лучше взять себе жену, чем идти в геенну и во огнь вечный, - обнимаю и поздравляю тебя - рекомендуй меня баронессе Дельвиг.
Очень благодарен за твои известия, радуюсь, что тевтон Кюхля не был Славянин - а охмелел в чужом пиру. Поведение великого князя Михаила в отношении к нему очень благородно. Но что Иван Пущин? Мне сказывали, что 20, то есть сегодня, участь их должна решиться - сердце не на месте; но крепко надеюсь на милость царскую. Меры правительства доказали его решимость и могущество. Большего подтверждения, кажется, не нужно. Правительство может пренебречь ожесточение некоторых обличенных...
Я писал Жуковскому - и жду ответа. Покамест я совершенно один. Прасковья Александровна уехала в Тверь, сейчас пишу к ней и отсылаю "Эду" - что за прелесть эта "Эда"! Оригинальности рассказа наши критики не поймут. Но какое разнообразие! Гусар, Эда и сам поэт, всякий говорит по-своему. А описания лифляндской природы! а утро после первой ночи! а сцена с отцом! - чудо! - Видел я и Слепушкина, неужто никто ему не поправил "Святки", "Масленицу", "Избу"? у него истинный, свой талант; пожалуйста пошлите ему от меня экз. "Руслана" и моих "Стихотворений" - с тем, чтоб он мне не подражал, а продолжал идти своею дорогою. Жду "Цветов".
187. П. А. Осиповой
20 февраля 1826 г. Из Михайловского в Тверь
Madame,
Voici le nouveau poeme de Baratinsky, que Delvig vient de m'envoyer; с'est un chef-d'oeuvre de grace, d'elegance et de sentiment. Vous en serez enchantee.
Je presume, Madame, que vous etes maintenant a Twer, je souhaite que vous у passiez votre temps agreablement, mais pas assez pour oublier totalement Trigorsky, ou apres vous avoir regrettee, nous commencons deja a vous attendre.
Recevez, Madame, I'assurance de ma haute consideration et de mon parfait devouement.
20 fevr.
Veuillez, Madame, presenter mes hommages a M-lle votre fille ainsi qu'a M-lle Netty.
(Перевод:
Сударыня,
Вот новая поэма Баратынского, только что присланная мне Дельвигом; это образец грации, изящества и чувства. Вы будете от нее в восторге.
Полагаю, сударыня, что вы теперь в Твери; желаю вам приятно проводить время, но не настолько, чтобы совсем забыть Тригорское, где, погрустив о вас, мы начинаем уже вас поджидать.
Примите, сударыня, уверение в моем глубоком уважении и совершенной преданности.
20 февр.
Будьте добры, сударыня, передать мой поклон м-ль вашей дочери, равно, как и м-ль Нетти.)
188. П. А. Плетневу
3 марта 1826 г. Из Михайловского в Петербург
Карамзин болен! - милый мой, это хуже многого - ради бога успокой меня, не то мне страшно вдвое будет распечатывать газеты. Гнедич не умрет прежде совершения "Илиады" - или реку в сердце своем: несть Феб. Ты знаешь, что я пророк. Не будет вам "Бориса", прежде чем не выпишете меня в Петербург - что это в самом деле? стыдное дело. Сле-Пушкину дают и кафтан, и часы, и полумедаль, а Пушкину полному - шиш. Так и быть: отказываюсь от фрака, штанов и даже от академического четвертака (что мне следует), по крайней мере пускай позволят мне бросить проклятое Михайловское. Вопрос: невинен я или нет? но в обоих случаях давно бы надлежало мне быть в Петербурге. Вот каково быть верноподданным! забудут и квит. Получили-ли мои приятели письма мои дельные, то есть деловые? Что ж не отвечают? - А ты хорош! пишешь мне: переписывай да нанимай писцов опоческих, да издавай "Онегина". Мне не до "Онегина". Черт возьми "Онегина"! я сам себя хочу издать или выдать в свет. Батюшки, помогите.
3 марта.
189. В. А. Жуковскому
7 марта 1826 г. Из Михайловского в Петербург
Поручая себя ходатайству Вашего дружества, вкратце излагаю здесь историю моей опалы. В 1824 году явное недоброжелательство графа Воронцова принудило меня подать в отставку. Давно расстроенное здоровье и род аневризма, требовавшего немедленного лечения, служили мне достаточным предлогом. Покойному государю императору не угодно было принять оного в уважение. Его величество, исключив меня из службы, приказал сослать в деревню за письмо, писанное года три тому назад, в котором находилось суждение об афеизме, суждение легкомысленное, достойное, конечно, всякого порицания.
Вступление на престол государя Николая Павловича подает мне радостную надежду. Может быть, его величеству угодно будет переменить мою судьбу. Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про самого себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости.
Александр Пушкин.
7 марта 1826.
Село Михайловское.
190. П. А. Плетневу
7 (?) марта 1826 г. Из Михайловского в Петербург
Мой милый, очень благодарен тебе за все известия. - Вместе с твоим получил я письмо и от Заикина с уведомлением о продаже "Стихотворений Александра Пушкина" и с предложениями. Ты говоришь, мой милый, что некоторых пиес уже цензор не пропустит; каких же? "А. Шенье"? итак, погодим с новым изданием: время не уйдет, все перемелется - будет мука - тогда напечатаем второе, добавленное, исправленное издание (однако скажи: разве были какие-нибудь неудовольствия по случаю моих "Стихотворений"? или это одни твои предположения?) Знаешь ли? уж если печатать что, так возьмемся за "Цыганов". Надеюсь, что брат по крайней мере их перепишет - а ты пришли рукопись ко мне - я доставлю предисловие и, может быть, примечания - и с рук долой. А то всякий раз, как я об них подумаю или прочту слово в журналах, у меня кровь портится - в собрании же моих поэм для новинки поместим мы другую повесть вроде Верро, которая у меня в запасе. Жду ответа.
При сем письмо к Жуковскому в треугольной шляпе и в башмаках. Не смею надеяться, но мне бы сладко было получить свободу от Жуковского, а не от другого - впрочем, держусь стоической пословицы: не радуйся нашед, не плачь потеряв.
Какого вам "Бориса" и на какие лекции? в моем "Борисе" бранятся по-матерну на всех языках. Это трагедия не для прекрасного полу.
Прощай, мой друг; деньги мои держи крепко, никому не давай. Они мне нужны. Сдери долг и с Дельвига.
191. И. Е. Великопольскому
Около (не позднее) 11 марта 1826 г. Из Михайловского во Псков
Милостивый государь Иван Ермолаевич.
Сердечно благодарю вас за письмо, приятный знак вашего ко мне благорасположения. Стихотворения Слепушкина получил и перечитываю все с большим и большим удивлением. Ваша прекрасная мысль об улучшении состояния поэта-крестьянина, надеюсь, не пропадет. Не знаю, соберусь ли я снова к вам во Псков; вы не совершенно отнимаете у меня надежду вас увидеть в моей глуши; благодарим покамест и за то.
Кланяюсь князю Цицианову; жалею, что не отнял у него своего портрета. Что нового в ваших краях?
Остаюсь с искренним уважением вашим покорнейшим слугою.
Александр Пушкин
192. П. А. Вяземскому
Конец апреля - начало мая 1826 г. Из Михайловского в Москву
Милый мой Вяземский, ты молчишь, и я молчу; и хорошо делаем - потолкуем когда-нибудь на досуге. Покамест дело не о том. Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из ТВОИХ друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твое человеколюбие и дружбу. Приюти ее в Москве и дай ей денег, сколько ей понадобится, а потом отправь в Болдиио (в мою вотчину, где водятся курицы, петухи и медведи). Ты видишь, что тут есть о чем написать целое послание во вкусе Жуковского о попе; но потомству не нужно знать о наших человеколюбивых подвигах.
При сем с отеческою нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютке, если то будет мальчик. Отсылать его в Воспитательный дом мне не хочется, а нельзя ли его покамест отдать в какую-нибудь деревню - хоть в Остафьево. Милый мой, мне совестно ей-богу... но тут уж не до совести. Прощай, мой ангел, болен ли ты или нет; мы все больны - кто чем. Отвечай же подробно.
193. А. Н. Вульфу
7 мая 1826 г. Из Пскова или Острова в Дерпт
Вы мне обещали писать из Дерпта и не пишете. Добро. Однако я жду вас, любезный филистер, и надеюсь обнять в начале следующего месяца. Не правда ли, что вы привезете к нам и вдохновенного? Скажите ему, что этого я требую от него именем славы и чести России. Покамест скажите мне, не чрез Дерпт ли проедет Жуковский в Карлсбад? Языков должен это знать. Получаете ли вы письма от Анны Николаевны (с которой NB мы совершенно помирились перед ее выездом) и что делает Вавилонская блудница Анна Петровна? Говорят, что Болтин очень счастливо метал против почтенного Ермолая Федоровича. Мое дело - сторона; но что скажете вы? Я писал ей: Vous avez place vos enfants, c'est tres bien. Mais avez-vous place votre mari? celui-ci est bien plus embarassant*. Прощайте, любезный Алексей Николаевич, привезите же Языкова и с его стихами.
* (Вы пристроили своих детей, - это превосходно. Но пристроили ли вы мужа? а ведь он много стеснительнее (франц.).)
7 мая.
Видел я в Синске некоторые нескромные гекзаметры и сердечно им позавидовал.
194. П. А. Вяземскому
Вторая половина (не позднее 24) мая 1826 г. Из Михайловского в Москву
Судьба не перестает с тобою проказить. Не сердись на нее, не ведает бо, что творит. Представь себе ее огромной обезьяной, которой дана полная воля. Кто посадит ее на цепь? не ты, не я, никто. Делать нечего, так и говорить нечего.
Видел ли ты мою Эду? вручила ли она тебе мое письмо? Не правда ли, что она очень мила?
Я не благодарил тебя за стансы Ольге. Как же ты можешь дивиться моему упрямству и приверженности к настоящему положению? - Счастливее, чем Андрей Шенье, - я заживо слышу голос вдохновения.
Твои стихи к Мнимой Красавице (ах, извини: Счастливице) слишком умны. - А поэзия, прости господи, должна быть глуповата. Характеристика зла. Экой ты неуимчивый, как говорит моя няня. "Семь пятниц" лучший твой водевиль.
Напиши же мне что-нибудь, моя радость. Я без твоих писем глупею: это нездорово, хоть я и поэт.
Правда ли, что Баратынский женится? боюсь за его ум. Законная (- - -) - род теплой шапки с ушами.
Голова вся в нее уходит. Ты, может быть, исключение. Но и тут я уверен, что ты гораздо был бы умнее, если лет еще 10 был холостой. Брак холостит душу. Прощай и пиши.
Михайловское.
Май.
195. П. А. Вяземскому
27 мая 1826 г. Из Пскова в Петербург
Ты прав, любимец муз, - воспользуюсь правами блудного зятя и грядущего барина и письмом улажу все дело. Должен ли я тебе что-нибудь или нет? отвечай. Не взял ли с тебя чего-нибудь мой человек, которого отослал я от себя за дурной тон и дурное поведение? Пора бы нам отослать и Булгарина, и "Благонамеренного", и Полевого, друга нашего. Теперь не до того, а ей-богу когда-нибудь примусь за журнал. Жаль мне, что с Катениным ты никак не ладишь. А для журнала - он находка. Читал я в газетах, что Lancelot в Петербурге, черт ли в нем? читал я также, что 30 словесников давали ему обед. Кто эти бессмертные? Считаю по пальцам и не досчитаюсь. Когда приедешь в Петербург, овладей этим Lancelot (которого я ни стишка не помню) и не пускай его по кабакам отечественной словесности. Мы в сношениях с иностранцами не имеем ни гордости, ни стыда - при англичанах дурачим Василья Львовича; пред M-me de Staёl заставляем Милорадовича отличаться в мазурке. Русский барин кричит: мальчик! забавляй Гекторку (датского кобеля). Мы хохочем и переводим эти барские слова любопытному путешественнику. Все это попадает в его журнал и печатается в Европе - это мерзко. Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног - но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство. Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? если царь даст мне слободу, то я месяца не останусь. Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры и (- - -) - то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство. В 4-ой песне "Онегина" я изобразил свою жизнь; когда-нибудь прочтешь его и спросишь с милою улыбкой: где ж мой поэт? в нем дарование приметно - услышишь, милая, в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится - ай да умница.
27 мая.
Прощай.
Думаю, что ты уже в Петербурге, и это письмо туда отправится. Грустно мне, что не прощусь с Карамзиными - бог знает, свидимся ли когда-нибудь. Я теперь во Пскове, и молодой доктор спьяна сказал мне, что без операции я не дотяну до 30 лет. Незабавно умереть в Опоческом уезде.
196. И. Е. Великопольскому
3 июня 1826 г. Из Преображенского во Псков
С тобой мне вновь считаться довелось,
Певец любви то резвый, то унылый;
Играешь ты на лире очень мило,
Играешь ты довольно плохо в штос.
Пятьсот рублей, проигранных тобою,
Наличные свидетели тому.
Судьба моя сходна с твоей судьбою;
Сейчас, мой друг, увидишь почему.
Сделайте одолжение, пятьсот рублей, которые вы мне должны, возвратить не мне, но Гавриилу Петровичу Назимову, чем очень обяжете преданного Вам душевно
Александра Пушкина.
3 июня 1826.
Преображенское.
197. Николаю I
11 мая - первая половина июня 1826 г. Из Михайловского в Петербург
Всемилостивейший государь!
В 1824 году, имев несчастие заслужить гнев покойного императора легкомысленным суждением касательно афеизма, изложенным в одном письме, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства.
Ныне с надеждой на великодушие Вашего императорского величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему императорскому величеству со всеподданнейшею моею просьбою.
Здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требуют постоянного лечения, в чем и представляю свидетельство медиков: осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие краи.
Всемилостивейший государь,
Вашего императорского величества верноподданный
Александр Пушкин.
(На отдельном листе:)
Я, нижеподписавшийся, обязуюсь впредь никаким тайным обществам, под каким бы они именем ни существовали, не принадлежать; свидетельствую при сем, что я ни к какому тайному обществу таковому не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них.
10-го класса Александр Пушкин.
11 мая 1826.
198. П. А. Вяземскому
10 июля 1826 г. Из Михайловского в Ревель
Коротенькое письмо твое огорчило меня по многим причинам. Во-первых, что ты называешь моими эпиграммами противу Карамзина? довольно и одной, написанной мною в такое время, когда Карамзин меня отстранил от себя, глубоко оскорбив и мое честолюбие и сердечную к нему приверженность. До сих пор не могу об этом хладнокровно вспомнить. Моя эпиграмма остра и ничуть не обидна, а другие, сколько знаю, глупы и бешены: ужели ты мне их приписываешь? Во-вторых. Кого ты называешь сорванцами и подлецами? Ах, милый... слышишь обвинение, не слыша оправдания, и решишь: это Шемякин суд. Если уж Вяземский etc., так что же прочие? Грустно, брат, так грустно, что хоть сейчас в петлю.
Читая в журналах статьи о смерти Карамзина, бешусь. Как они холодны, глупы и низки. Неужто ни одна русская душа не принесет достойной дани его памяти? Отечество вправе от тебя того требовать. Напиши нам его жизнь, это будет 13-й том "Русской истории"; Карамзин принадлежит истории. Но скажи все; для этого должно тебе будет иногда употребить то красноречие, которое определяет Гальяни в письме о цензуре. - Я писал тебе в Петербург, еще не зная о смерти Карамзина. Получил ли ты это письмо? отпиши. Твой совет кажется мне хорош - я уже писал царю, тотчас по окончании следствия, заключая прошение точно твоими словами. Жду ответа, но плохо надеюсь. Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; по я был в связи почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова. Если б я был потребован комиссией, то я бы, конечно, оправдался, но меня оставили в покое, и, кажется, это не к добру. Впрочем, черт знает. Прощай, пиши.
10 июля.
Что Катерина Андреевна?
199. П. А. Вяземскому
14 августа 1826 г. Из Михайловского в Петербург
Так море, древний душегубец,
Воспламеняет гений твой?
Ты славишь лирой золотой
Нептуна грозного трезубец.
Не славь его. В наш гнусный век
Седой Нептун земли союзник.
На всех стихиях человек -
Тиран, предатель или узник.
Сердечно благодарю тебя за стихи. Ныне каждый порыв из вещественности - драгоценен для души. Критику отложим до другого раза. Правда ли, что Николая Тургенева привезли на корабле в Петербург? Вот каково море наше хваленое! Еще таки я все надеюсь на коронацию: повешенные повешены; но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна. Из моих записок сохранил я только несколько листов и перешлю их тебе, только для тебя. Прощай, душа.
14 августа.
Ты находишь письмо мое холодным и сухим. Иначе и быть невозможно. Благо написано. Теперь у меня перо не повернулось бы.
200. П. А. Осиповой
4 сентября 1826 г. Из Пскова в Тригорское
Je suppose, Madame, que mon brusque depart avec un фельдъегерь vous a surpris autant que moi. Voici le fait: chez nous autres on ne peut rien faire sans un фельдъегерь; on m'en donne un, pour plus de surete. D'apres une lettre tres aimable du baron Дибич il ne tient qu'a moi d'en etre tout fier. Je vais tout droit a Moscou, ou je compte etre le 8 du mois courant; des que je serai libre je reviens en toute hate a Trigorsky ou desormais mon coeur est fixe pour toujours.
Pskov, 4 Sept.
(Перевод:
Полагаю, сударыня, что мой внезапный отъезд с фельдъегерем удивил вас столько же, сколько и меня. Дело в том, что без фельдъегеря у нас грешных ничего не делается; мне так же дали его, для большей безопасности. Впрочем, судя по весьма любезному письму барона Дибича, - мне остается только гордиться этим. Я еду прямо в Москву, где рассчитываю быть 8-го числа текущего месяца; лишь только буду свободен, тотчас же поспешу вернуться в Тригорское, к которому отныне навсегда привязано мое сердце.
Псков, 4-го сентября.)
201. П. А. Осиповой
16 сентября 1826 г. Из Москвы в Тригорское
Voici 8 jours que je suis a Moscou sans avoir eu encore le temps de vous eerire, cela vous prouve, Madame, combien je suis affaire. L'Empereur m'a reсu de la maniere la plus aimable. Moscou est bruyant et dans les fetes, a tel point que j'en suis deja fatigue et que je commence a soupirer apres Михайловское, с'est a dire apres Trigorsky; je compte partir tout au pius dans deux semaines. - Aujourd'hui, 15 Septembre nous avons la grande fete populaire; il у aura trois verstes de tables dressees au Девичье поле; les pates ont ete fournis a la сажень comme si c'etait du bois; comme il у a quelques semaines que ces pates sont cuits, on aura de la peine a les avaler et les digerer, mais le respectable public aura des fontaines de vin pour les humecter; voici la nouvelle du jour. Demain il у a bal chez la C-tesse Orlof; un immense manege a ete converti en salle; elle en a emprunte pour 40000 r. de bronze et il у a mille personnes d'invites. On parle beaucoup de nouveaux reglements, tres severes concernant les duels, et d'un nouveau code de censure; comme je ne l'ai pas vu, je ne puis rien en dire. - Excusez le decousu de ma lettre, elle vous peint tout a fait le decousu de ma vie actuelle. Je suppose que M-lles Annettes sont deja a Trigorsky. Je les salue de loin et de tout mon coeur, ainsi que toute votre charmante fa mille. - Agreez, Madame, 1'assurance de mon profond respect et de l'attachement inalterable que je vous ai voue pour la vie.
Pouchkine.
Moscou. 15 Sept.
(Перевод:
Вот уже 8 дней, что я в Москве, и не имел еще времени написать вам, это доказывает вам, сударыня, насколько я занят. Государь принял меня самым любезным образом. Москва шумна и занята празднествами до такой степени, что я уже устал от них и начинаю вздыхать по Михайловскому, то есть по Тригорскому; я рассчитываю выехать отсюда самое позднее через две недели. - Сегодня 15-го сент., у нас большой народный праздник; версты на три расставлено столов на Девичьем поле; пироги заготовлены саженями, как дрова; так как пироги эти испечены уже несколько недель назад, то будет трудно их съесть и переварить их, но у почтенной публики будут фонтаны вина, чтобы их смочить; вот - злоба дня. Завтра бал у графини Орловой; огромный манеж превращен в зал; она взяла напрокат бронзы на 40000 рублей и пригласила тысячу человек. Много говорят о новых, очень строгих, постановлениях относительно дуэли и о новом цензурном уставе; но, поскольку я его не видал, ничего не могу сказать о нем. - Простите нескладицу моего письма, - оно в точности отражает вам нескладицу моего теперешнего образа жизни. Полагаю, что обе м-ль Анеты уже в Тригорском. Приветствую их издалека от всего сердца, равно как и все ваше прелестное семейство. - Примите, сударыня, уверение в моем глубоком уважении и неизменной привязанности, которые я буду питать к вам всю жизнь.
Пушкин.
Москва, 15 сентября.)
202. В. В. Измайлову
9 октября 1826 г. В Москве
Милостивый государь Владимир Васильевич,
Извините, что до сих пор я не мог отвечать вам; разные обстоятельства, печальные и хлопотливые, мне помешали.
Радуюсь, что могу чем-нибудь угодить первому почтенному покровителю моей музы. Я непременно доставлю Василью Львовичу стихи для Вашего альманаха.
Уезжаю из Москвы с искренним сожалением, что не имел случая возобновить нашего заочного знакомства.
Примите искренние уверения в глубочайшем почтении и сердечной моей преданности.
А. Пушкин.
9 октября 1826.
Москва.
203. В. А. Муханову
9 сентября - октябрь 1826 г. В Москве
Bonjour; venez chez moi demain soir a 8 heures - Nous lirons "Годунов".
(Перевод:
Здравствуй; приходи ко мне завтра вечером в 8 ч. - Будем читать "Годунова".)
204. В. А. Муханову
9 сентября - 1 ноября 1826 г. В Москве
Будь у меня вечером и привези Хомяковых.
А. П.
205. В. П. Зубкову (?)
1-2 ноября 1826 г. (?) В Москве
J'esperais vous voir et vous parler encore avant mon depart, mais mon mauvais sort me poursuit dans tout ce que je veux. Adieu donc, cher ami - je vais m'enterrer a la campagne jusqu'au premier janvier - je pars la mort dans le eoeur.
(Перевод:
Я надеялся увидеть тебя и еще поговорить с тобой до моего отъезда; но злой рок мой преследует меня во всем том, чего мне хочется. Прощай же, дорогой друг, - еду похоронить себя в деревне до первого января, - уезжаю со смертью в сердце.)
206. В. Ф. Вяземской
3 ноября 1826 г. Из Торжка в Москву
Je m'empresse, Madame la princesse, de vous envoyer les ceintures. Vous voyez que j'ai une belle occasion de vous faire un madrigal a propos de la ceinture de Venus etc. - mais le madrigal et le sentiment sont devenus egalement ridicules. Que vous dirai-je de mon voyage? il continue sous les plus heureux auspices - sauf un ehemin detestable et des ямщик insupportables. Les cahots, les coups de coudes etc. incommodent beaucoup mes deux compagnons de voyage - je leur demande pardon de la liberte grande, mais quand on fait tant que d'aller ensemble, il faut bien se passer quelque chose. S. P.* est mon bon ange; mais l`autre est mon demon; cela me trouble dans mes meditations poetiques et amoureuses le plus mal a propos du monde.
* (Ce n'est pas Serge Pouchkine bien entendu. (Прим. Пушкина.))
Adieu, Madame la princesse, - je m'en vais m'enterrer an milieu de mes voisins. Priez Dieu pour le repos de mon ame. Si vous daignez m'envoyer а Опочка une petite lettre de quatre pages, cela serait de votre part une coquetterie tout a fait aimable. Vous qui savez tourner un billet mieux que feue ma tante, n'aurezvous pas cette extreme bonte? (NB. billet est desormais synonyme de musigue). Adieu donc. Je suis a vos pieds et vous secoue la main a l'anglaise, puisqu'a toute force vous ne voulez pas que je vous la baise.
Torjok, 3 Nov.
Y a-t-il assez de sous-oeuvres. Au nom de Dieu n'en donnez pas la clef a M-r votre epoux. Je m'y oppose formellement.
(Перевод:
Спешу, княгиня, послать вам поясы. Вы видите, что мне представляется прекрасный случай написать вам мадригал но поводу пояса Венеры и т. п. - но мадригал и чувство сделались одинаково смешны. Что сказать вам о моем путешествии? оно продолжается при самых счастливых предзнаменованиях, за исключением отвратительной дороги и несносных ямщиков. Толчки, удары локтями и проч. очень беспокоят двух моих спутников - я прошу у них извинения за вольность обращения, но когда приходится путешествовать совместно, необходимо кое-что прощать друг другу. С. П.* - мой добрый ангел, но другая - мой демон; это как нельзя более некстати смущает меня в моих поэтических и любовных размышлениях.
* (Это, само собою разумеется, не Сергей Пушкин. (Прим. Пушкина.))
Прощайте, княгиня, - еду похоронить себя среди моих соседей. Молитесь богу за упокой моей души. Если вы удостоите прислать мне в Опочку небольшое письмо страницы в четыре, - это будет с вашей стороны очень милым кокетством. - Вы, умеющая смастерить записочку лучше, чем покойная моя тетушка, - неужели же вы не проявите такой доброты? (NB: записка впредь будет синонимом музыки.) Итак, прощайте. Я у ваших ног и трясу вам руку на английский манер, поскольку вы ни за что не хотите, чтобы я вам ее целовал.
Торжок, 3 ноября.
Достаточно ли обиняков? Ради бога не давайте ключа к ним вашему супругу. Решительно восстаю против этого.)
207. С. А. Соболевскому
9 ноября 1826 г. Из Михайловского в Москву
9 ноября.
Мой милый Соболевский - я снова в моей избе. Восемь дней был в дороге, сломал два колеса и приехал на перекладных. Дорогою бранил тебя немилосердно; но в доказательства дружбы (сего священного чувства) посылаю тебе мой Itineraire* от Москвы до Новагорода. Это будет для тебя инструкция. Во-первых запасись вином, ибо порядочного нигде не найдешь.
* (путеводитель (франц.).)
Потом на голос: Жил да был петух индейский
У Гальяни иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармазаном макарони
Да яичницу свари.
На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай (именно котлет)
И отправься налегке.
Как до Яжельбиц дотащит
Колымагу мужичок,
То-то друг мой растаращит
Сладострастный свой глазок!
Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели,
Как увидишь посинели,
Влей в уху стакан шабли.
Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленький кусок.
Яжельбицы - первая станция после Валдая. - В Валдае спроси, есть ли свежие сельди? если же нет,
У податливых крестьянок
(Чем и славится Валдай)
К чаю накупи баранок
И скорее поезжай.
На каждой станции советую из коляски выбрасывать пустую бутылку; таким образом ты будешь иметь от скуки какое-нибудь занятие. Прощай, пиши.
208. П. А. Вяземскому
9 ноября 1826 г. Из Михайловского в Москву
Вот я в деревне. Доехал благополучно без всяких замечательных пассажей; самый неприятный анекдот было то, что сломались у меня колеса, растрясенные в Москве другом и благоприятелем моим г. Соболевским. Деревня мне пришла как-то по сердцу. Есть какое-то поэтическое наслаждение возвратиться вольным в покинутую тюрьму. Ты знаешь, что я не корчу чувствительность, но встреча моей дворни, хамов и моей няни - ей-богу приятнее щекотит сердце, чем слава, наслаждения самолюбия, рассеянности и пр. Няня моя уморительна. Вообрази, что 70-ти лет она выучила наизусть новую молитву о умилении сердца владыки и укрощении духа его свирепости, молитвы, вероятно, сочиненной при царе Иване. Теперь у ней попы дерут молебен и мешают мне заниматься делом. Получила ли княгиня поясы и письмо мое из Торжка? Долго здесь не останусь, в Петербург не поеду; буду у вас к 1-му... она велела! Милый мой, Москва оставила во мне неприятное впечатление, но все-таки лучше с вами видеться, чем переписываться. К тому же журнал... Я ничего не говорил тебе о твоем решительном намерении соединиться с Полевым, а ей-богу - грустно. Итак, никогда порядочные литераторы вместе у нас ничего не произведут! все в одиночку. Полевой, Погодин, Сушков, Завальевский, кто бы ни издавал журнал, все равно. Дело в том, что нам надо завладеть одним журналом и царствовать самовластно и единовластно. Мы слишком ленивы, чтоб переводить, выписывать, объявлять etc. etc. Это черная работа журнала; вот зачем и издатель существует; но он должен 1) знать грамматику русскую, 2) писать со смыслом, то есть согласовать существительное с прилагательным и связывать их глаголом. А этого-то Полевой и не умеет. Ради Христа, прочти первый параграф его известия о смерти Румянцева и Растопчина. И согласись со мной, что ему невозможно доверить издания журнала, освященного нашими именами. Впрочем, ничего не ушло. Может быть, не Погодин, а я буду хозяин нового журнала. Тогда как ты хочешь, а уж Полевого ты пошлешь к (- - -). Прощай, князь Вертопрахин, кланяйся княгине Ветране, которая, надеюсь, выздоровела. Что наши? Что Запретная Роза? что Тимашева? как жаль, что я не успел с нею завести благородную интригу! но и это не ушло.
9 ноября.
Сейчас перечел мои листы о Карамзине - нечего печатать. Соберись с духом и пиши. Что ты сделал для Дмитриева (которого NB ты один еще поддерживаешь), то мы требуем от тебя для тени Карамзина - не Дмитриеву чета! - Здесь нашел я стихи Языкова. Ты изумишься, как он развернулся, и что из него будет. Если уж завидовать, так вот кому я должен бы завидовать. Аминь, аминь глаголю вам. Он всех нас, стариков, за пояс заткнет. - Ах! каламбур! Скажи княгине, что она всю прелесть московскую за пояс заткнет, как наденет мои поясы.
209. Н. М. Языкову
9 ноября 1826 г. Из Михайловского в Дерпт
Милый Николай Михайлович - сейчас из Москвы, сейчас видел Ваше "Тригорское". Спешу обнять и поздравить Вас. Вы ничего лучше не написали, но напишете - много лучшего. Дай бог Вам здоровия, осторожности, благоденственного и мирного жития! Царь освободил меня от цензуры. Он сам мой цензор. Выгода, конечно, необъятная. Таким образом, "Годунова" тиснем. О цензурном уставе речь впереди. Пишите мне. Обнимаю Вас и Вульфа.
Получили ли Вы мои стихи? У меня их нет. Пришлите мне их, да кстати и первое послание.
О Москве напишу Вам много.
210. М. П. Погодину
29 ноября 1826 г. Из Пскова в Москву
Милый и почтенный, ради бога, как можно скорее остановите в московской цензуре все, что носит мое имя - такова воля высшего начальства; покамест не могу участвовать и в вашем журнале - но все перемелется и будет мука, а нам хлеб да соль. Некогда пояснять; до свидания скорого. Жалею, что договор наш не состоялся.
Александр Пушкин.
Ноября 29.
Псков.
211. А. Х. Бенкендорфу
29 ноября 1826 г. Из Пскова в Петербург
Милостивый государь Александр Христофорович,
Будучи совершенно чужд ходу деловых бумаг, я не знал, должно ли мне было отвечать на письмо, которое удостоился получить от Вашего превосходительства и которым был я тронут до глубины сердца. Конечно, никто живее меня не чувствует милость и великодушие государя императора, так же как снисходительную благосклонность Вашего превосходительства.
Так как я действительно в Москве читал свою трагедию некоторым особам (конечно, не из ослушания, но только потому, что худо понял высочайшую волю государя), то поставляю за долг препроводить ее Вашему превосходительству в том самом виде, как она была мною читана, дабы Вы сами изволили видеть дух, в котором она сочинена; я не осмелился прежде сего представить ее глазам императора, намереваясь сперва выбросить некоторые непристойные выражения. Так как другого списка у меня не находится, то приемлю смелость просить Ваше превосходительство оный мне возвратить.
Мне было совестно беспокоить ничтожными литературными занятиями моими человека государственного, среди огромных его забот; я роздал несколько мелких моих сочинений в разные журналы и альманахи по просьбе издателей; прошу от Вашего превосходительства разрешения сей неумышленной вины, если не успею остановить их в цензуре.
С глубочайшим чувством уважения, благодарности и преданности, честь имею быть, милостивый государь, Вашего превосходительства всепокорнейший слуга
Александр Пушкин.
Псков.
1826 г. Ноября 29.
212. Н. С. Алексееву
1 декабря 1826 г. Из Пскова в Кишинев
Приди, о друг, дай прежних вдохновений,
Минувшею мне жизнию повей!..
Не могу изъяснить тебе моего чувства при получении твоего письма. Твой почерк, опрятный и чопорный, кишиневские звуки, берег Быка, Еврейка, Соловкина, Калипсо. Милый мой, ты возвратил меня Бессарабии! я опять в своих развалинах - в моей темной комнате, перед решетчатым окном или у тебя, мой милый, в светлой, чистой избушке, смазанной из молдавского (- - -). Опять рейн-вейн, опять Champan, и Пущин, и Варфоломей, и всё..... Как ты умен, что написал ко мне первый! мне бы эта счастливая мысль никогда в голову не пришла, хоть и часто о тебе вспоминаю и жалею, что не могу ни бесить тебя, ни наблюдать твои маневры вокруг острога. Был я в Москве и думал: авось, бог милостив, увижу где-нибудь чинно сидящего моего черного друга или в креслах театральных, или в ресторации за бутылкой. Нет - так и уехал во Псков - так и теперь опять еду в белокаменную. Надежды нет иль очень мало. По крайней мере пиши же мне почаще, а я за новости кишиневские стану тебя потчевать новостями московскими. Буду тебе сводничать старых твоих любовниц - я чай дьявольски состарелись. Напиши кто? Я готов доныне идти по твоим следам, утешаясь мыслию, что орогачу друга.
Липранди обнимаю дружески, жалею, что в разные времена съездили мы на счет казенный и не соткнулись где-нибудь.
Прощай, отшельник бессарабский,
Лукавый друг души моей -
Порадуй же меня не сказочкой арабской,
Но русской правдою твоей.
А. П.
1 дек.
213. П. А. Вяземскому
1 декабря 1826 г. Из Пскова в Москву
Ангел мой Вяземский или пряник мой Вяземский, получил я письмо твоей жены и твою приписку, обоих вас благодарю и еду к вам и не доеду. Какой! меня доезжают!.. изъясню после. В деревне я писал презренную прозу, а вдохновение не лезет. Во Пскове вместо того, чтобы писать 7-ую. главу "Онегина", я проигрываю в штос четвертую: не забавно. Отовсюду получил письма и всюду отвечаю. Adieu, couple si etourdi en apparence, adieu*, князь Вертопрахин и княгиня Вертопрахина. Ты видишь, что у меня недостает уж и собственной простоты для переписки.
* (Прощайте, чета, с виду столь легкомысленная, прощайте (франц.).)
1 дек. Псков.
При сем письмо к Алексееву (род моего Сушкова), отдай для доставления Киселеву - вой - вым, как хошь.
214. В. П. Зубкову
1 декабря 1826 г. Из Пскова в Москву
Cher Zoubkof, vous n'avez pas recu de lettre de moi et en voici la raison: je voulais vous arriver comme une bombe le 1 decembre с a d. aujourd'hui, il у a donc 5 a 6 jours que je suis parti de mon maudit village en перекладная - vu les chemins detestables. Les ямщик de Pskov n'ont eu rien de plus presse que de me verser, j'ai le cote foule, la poitrine malade, je ne pois respirer, de rage je joue et je perds. En voila assez: j'attends que je sois tant soit peu mieux pour reprendre la poste.
Vos deux lettres sont charmantes, mon arrivee eut ete la meilleure reponse aux reflexions, objections etc. Mais puisque me voila dans une auberge de Pskov au lieu d'etre aux pieds de Sophie, jasons, с a d. raisonnons.
J'ai 27 ans, cher ami. Il est temps de vivre, c. a d. de connaitre le bonheur. Vous me dites qu'il ne peut etre eternel: belle nouvelle! Ce n'est pas mon bonheur a moi qui m'inquiete, pourrais-je n'etre pas le plus heureux des hommes aupres d'elle - je tremble seulement en songeant au sort qui, peut-etre, 1'attend - je tremble de ne pouvoir la rendre aussi heureuse que je le desire. Ma vie jusqu'a present si errante, si orageuse, mon caractere inegal, jaloux, susceptible, violent et faible tout a la fois - voila ce qui me donne des moments de reflexions penibles. Dois-je attacher a un sort aussi triste, a un caractere aussi malheureux, le sort d'un etre si doux, si beau?.. Mon dieu qu'elle est jolie! et que ma conduite avec elle a ete ridicule. Cher ami, tachez d'effacer les mauvaises impressions qu'elle a pu lui donner - dites lui que je suis plus raisonnable que je n'en ai la mine et la preuve - что тебе в голову придет. Мерзкий этот Панин, два года влюблен, а свататься собирается на Фоминой неделе - а я вижу раз ее в ложе, в другой на бале, а в третий сватаюсь! Si elle trouve que Панин a raison, elle doit croire que je suis fou, n'est-ce pas? - expliquez lui donc que с 'est moi qui ai raison, que quand on l`а vue il n'y a pas a balancer, que je ne puis avoir des pretentions a la seduction, que j'ai donc tres bien fait d'en venir tout droit au denouement, qu'une fois qu'on l'aime il est impossible de 1'aimer d'avantage, comme il est impossible de la trouver plus belle encore avec le temps, car il est impossible d'etre plus belle. Ангел мой, уговори ее, упроси ее, настращай ее Паниным скверным и жени меня.
А. П.
A Moscou, je vous dirai quelque chose. Je tiens a ma turquoise tout infame qu'elle est. Je felicite le comte Samoilof.
(Перевод:
Дорогой Зубков, ты не получил письма от меня, - и вот этому объяснение: я хотел сам явиться к вам, как бомба, 1 декабря, то есть сегодня и потому выехал 5-6 дней тому назад из моей проклятой деревушки на перекладной из-за отвратительных дорог. Псковские ямщики не нашли ничего лучшего, как опрокинуть меня; у меня помят бок, болит грудь, и я не могу дышать; от бешенства я играю и проигрываю. Довольно об этом; жду, чтобы мне стало хоть немного лучше, дабы пуститься дальше на почтовых.
Оба твои письма прелестны: мой приезд был бы лучшим ответом на размышления, возражения и т. д. Но раз уж я застрял в псковском трактире вместо того, чтобы быть у ног Софи, - поболтаем, то есть поразмыслим.
Мне 27 лет, дорогой друг. Пора жить, то есть познать счастье. Ты говоришь мне, что оно не может быть вечным: хороша новость! Не личное мое счастье заботит меня, могу ли я возле нее не быть счастливейшим из людей, - но я содрогаюсь при мысли о судьбе, которая, быть может, ее ожидает - содрогаюсь при мысли, что не смогу сделать ее столь счастливой, как мне хотелось бы. Жизнь моя, доселе такая кочующая, такая бурная, характер мой - неровный, ревнивый, подозрительный, резкий и слабый одновременно - вот что иногда наводит на меня тягостные раздумья. - Следует ли мне связать с судьбой столь печальной, с таким несчастным характером - судьбу существа, такого нежного, такого прекрасного?.. Бог мой, как она хороша! и как смешно было мое поведение с ней! Дорогой друг, постарайся изгладить дурное впечатление, которое оно могло на нее произвести, - скажи ей, что я благоразумнее, чем выгляжу, а доказательство тому - (.....). Если она находит, что Панин прав, она должна считать, что я сумасшедший, не правда ли? - объясни же ей, что прав я, что, увидав ее хоть раз, уже нельзя колебаться, что у меня не может быть притязаний увлечь ее, что я, следовательно, прекрасно сделал, пойдя прямо к развязке, что, раз полюбив ее, невозможно любить ее еще больше, как невозможно с течением времени найти ее еще более прекрасной, потому что прекраснее быть невозможно. (......)
В Москве я расскажу тебе кое-что. Я дорожу моей бирюзой, как она ни гнусна. Поздравляю графа Самойлова.)
215. С. А. Соболевскому
1 декабря 1826 г. Из Пскова в Москву
Вот в чем дело: освобожденный от цензуры, я должен, однако ж, прежде чем что-нибудь напечатать, представить оное выше; хотя бы безделицу. Мне уже (очень мило, очень учтиво) вымыли голову. Конечно, я в точности исполню высшую волю и для того писал Погодину дать знать в цензуру, чтоб моего ничего, нигде не пропускали. Из этого вижу для себя большую пользу: освобождение от альманашников, журналыциков и прочих щепетильных литературщиков. С Погодиным уговоримся снова.
Перешли письмо Зубкову, без задержания малейшего. Твои догадки - гадки; виды мои гладки. На днях буду у вас, покамест сижу или лежу во Пскове. Мне пишут, что ты болен: чем ты объелся? Остановлюсь у тебя.
216. И. Е. Великопольскому
Первая половина декабря 1826 г. Из Пскова в Петербург
Милый Иван Ермолаевич - если Вы меня позабыли, то напоминаю Вам о своем существовании. Во Пскове думал я Вас застать, поспорить с Вами и срезать штос - но судьба определила иное. Еду в Москву, коль скоро будут деньги и снег. Снег-то уж падает, да деньги-то с неба не валятся.
Прощайте, пишите мне в Москву.
Видаете ли Вы Дельвига?
А. П.
217. Н. М. Языкову
21 декабря 1826 г. Из Москвы в Дерпт
Письмо ваше получил я во Пскове и хотел отвечать из Новагорода - вам, достойному певцу того и другого. Пишу, однако ж, из Москвы - куда вчера привез я ваше "Тригорское". Вы знаете по газетам, что я участвую в "Московском вестнике", следственно и вы также. Адресуйте же ваши стихи в Москву на Молчановку в дом Ренкевичевой, оттуда передам их во храм бессмертия. Непременно будьте же наш. Погодин вам убедительно кланяется.
Я устал и болен - потому вам и не пишу более. Вульфу кланяюсь, обещая мое высокое покровительство.
21 ноября.
"Тригорское" ваше, с вашего позволения, напечатано будет во 2-м № "Московского вестника".
Рады ли вы журналу? пора задушить альманахи - Дельвиг наш. Один Вяземский остался тверд и верен "Телеграфу" - шаль, но что ж делать.