По последнему письму Вашему от 6-го января чрезвычайно меня встревожило. Рукописи Вашей я не получил, и вот какую подозреваю на то причину. Уехав в деревню на три месяца, я пробыл в ней только три недели, и принужден был наскоро воротиться в Петербург. Вероятно, Ваша рукопись послана в Псков. Сделайте милость, не гневайтесь на меня. Сейчас еду хлопотать; задержки постараюсь вознаградить.
Я было совсем отчаивался получить "Записки", столь нетерпеливо мною ожидаемые. Слава богу, что теперь попал на след.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть Вашим усерднейшим и покорнейшим слугою.
А. Пушкин.
19 янв. 1836.
681. П. В. Нащокину
10-е числа января 1836 г. Из Петербурга в Москву
Мой любезный Павел Воинович,
Я не писал к тебе потому, что в ссоре с московскою почтою. Услышал я, что ты собирался ко мне в деревню. Радуюсь, что не собрался, потому что там меня бы ты не застал. Болезнь матери моей заставила меня воротиться в город. О тебе были разные слухи, касательно твоего выигрыша; но что истинно меня утешило, так это то, что все в голос оправдывали тебя, и тебя одного. Думаю побывать в Москве, коли не околею на дороге. Есть ли у тебя угол для меня? То-то бы наболтались! а здесь не с кем. Денежные мои обстоятельства плохи - я принужден был приняться за журнал. Не ведаю, как еще пойдет. Смирдин уже предлагает мне 15000, чтоб я от своего предприятия отступился и стал бы снова сотрудником его "Библиотеки". Но хотя это было бы и выгодно, но не могу на то согласиться. Сенковский такая бестия, а Смирдин такая дура, что с ними связываться невозможно. Желал бы я взглянуть на твою семейственную жизнь и ею порадоваться. Ведь и я тут участвовал, и я имел влияние на решительный переворот твоей жизни. Мое семейство умножается, растет, шумит около меня. Теперь, кажется, и на жизнь нечего роптать, и старости нечего бояться. Холостяку в свете скучно: ему досадно видеть новые, молодые поколения; один отец семейства смотрит без зависти на молодость, его окружающую. Из этого следует, что мы хорошо сделали, что женились. Каковы твои дела? Что Кнерцер и твой жиденок-лекарь, которого Наталья Николаевна так не любит? А у ней пречуткое сердце. Смотри, распутайся с ними: это необходимо. Но обо всем этом после поговорим. До свидания, мой друг.
682. А. Н. Мордвинову (?)
Вторая половина января-начало февраля 1836 г. Петербург
Je vous supplie de me pardonner mon importunite, raais comme je n'ai pu hier me justifier devant le ministre -
Mon ode a ete envoyee a Moscou sans aucune explication. Mes amis n'en avaient aucune connaissance. Toute espece d'allusion en est soigneusement eloignee. La partie satyrique porte sur la vile avidite d'un Rentier, qui an moment de la maladie de son parent fail deja mettre les scelles sur les effets qu'il convoito. J'avoue qu'une anecdote pareille avait ete repandue et que j'ai recueilli une expression poetique echappee a ce sujet.
Il est impossible d'ecrire une ode satyrique sans que la malignite n'y trouve tout de suite une allusion. Derjavine dans son "Вельможа" peignit un sybarite plonge dans la volupte sourd au cris du peuple, qui s'ecrie
Мне миг покоя моего
Приятней, чем в исторьи веки.
On applica ces vers a Patemkine et a d'autres - cependant toutes ces declamations etaient des lieux communs - qui avaient ete repete mille fois. C'est a dire dans la satyre des vices les plus bas et les plus communs peints...
Au fond c'etaient des vices de grand seigneur et je ne puis savoir jusqu'a quel point Derjavine etait innocent de toute personnalite.
Le public dans le portrait d'un vil avare, d'un drole qui vole le bois de la couronne, qui presente a sa femme des comptes infideles, d'un plat-pied qui devient bonne d'enfants chez les grands seigneurs, etc. - a, dit-on, reconnu un grand seigneur, un homme riche, un homme honore d'une charge importante. -
Tant pis pour le public - il me suffit a moi de n'avoir pas (non seulement nomme) ni meme insinue a qui que ce soit que mon ode...
Je demande seulement qu'on me prouve que je l'ai nomme - quel est le trait de mon ode qui puisse lui etre applique ou bien - que j'ai insinue.
Tout cela est bien vague; toutes ces accusations sont des lieux communs.
Il m'importe peu que le public ait tort ou raison. Ce qui m'importe beaucoup c'est de prouver que jamais en aucune maniere ja n'ai insinue a personne que mon ode etait dirigee contre qui que ce soit.
(Перевод:
Умоляю вас простить мне мою настойчивость, но так как вчера я не мог оправдаться перед министром...
Моя ода была послана в Москву без всякого объяснения. Мои друзья совсем не знали о ней. Всякого рода намеки тщательно удалены оттуда. Сатирическая часть направлена против гнусной жадности наследника, который во время болезни своего родственника приказывает уже наложить печати на имущество, которого он жаждет. Признаюсь, что подобный анекдот получил огласку и что я воспользовался поэтическим выражением, проскользнувшим на этот счет.
Невозможно написать сатирическую оду без того, чтобы злоязычие тотчас не нашло в ней намека. Державин в своем "Вельможе" нарисовал сибарита, утопающего в сластолюбии, глухого к воплям народа, и восклицающего (.....).
Эти стихи применяли к Потемкину и к другим, между тем все эти выражения были общими местами, которые повторялись тысячу раз. Другими словами в сатире наиболее низменные и наиболее распространенные пороки, описанные...
В сущности то были пороки знатного вельможи, и я не догадываюсь, насколько Державин был неповинен в каких-либо личных нападках.
В образе низкого скупца, пройдохи, ворующего казенные дрова, подающего жене фальшивые счета, подхалима, ставшего нянькой в домах знатных вельмож, и т. д. - публика, говорят, узнала вельможу, человека богатого, человека, удостоенного важной должности.
Тем хуже для публики - мне же довольно того, что я (не только не назвал), но даже не намекнул кому бы то ни было, что моя ода...
Я прошу только, чтобы мне доказали, что я его назвал, - какая черта моей оды может быть к нему применена, или же, что я намекал.
Все это очень неопределенно; все эти обвинения суть общие места.
Мне неважно, права ли публика или не права. Что для меня очень важно, это - доказать, что никогда и ничем я но намекал решительно никому на то, что моя ода направлена против кого бы то ни было.)
683. С. С. Хлюстину
4 февраля 1836 г. В Петербурге
Monsieur,
Permettez-moi de redresser quelques points ou vous me paraissez dans l'erreur. Je ne me souviens pas de vous avoir entendu citer quelque chose de l'article en question. Ce qui m'a porte a m'expliquer, peut-etre, avec trop de chaleur, c'est la remarque que vous m'avez faite de ce que j'avais eu tort la veille de prendre au coeur les paroles de Senkovsky.
Je vous ai repondu: "Я не сержусь на Сенковского; но мне нельзя не досадовать, когда порядочные люди повторяют нелепости свиней и мерзавцев". Vous assimiler a des свиньи и мерзавцы est certes une absurdite, qui n'a pu ni m'entrer dans la tete, ni meme m'echapper dans toute la petulence d'une dispute.
A ma grande surprise, vous m'avez replique que vous preniez entierement pour votre compte l`article injurieux de Senkovsky et notamment l'expression "обманывать публику".
J'etais d'autant moins prepare a une pareille assertation venant de votre part, que ni la veille, ni a notre derniere entrevue, vous ne m'aviez absolument rien dit qui eut rapport a l'article du journal. Je crus ne vous avoir pas compris et vous priais de vouloir bien vous expliquer, ce que vous fites dans les memes termes.
J'eus l'honneur alors de vous faire observer, que ce que vous veniez d'avancer devenait une toute autre question et je me tus. En vous quittant je vous dis que je ne pouvais laisser cela ainsi. Cela peut etre regarde comme une provocation, mais non comme une menace. Car enfin, je suis oblige de le repeter: je puis ne pas donner suite a des paroles d'un Senkovsky, mais je ne puis les mepriser des qu'un homme comme vous les prend sur soi. En consequence je chargeais m-r Sobolevsky de vous prier de ma part de vouloir bien vous retracter purement et simplement, ou bien de m'accorder la reparation d'usage. La preuve combien ce dernier parti me repugnait, c'est que j'ai dit nommement a Sobolevsky, que je n'exigeai pas d'excuse. Je suis fache que m-r Sobolevsky a mis dans tout cela sa negligence ordinaire.
Quant a l'impolitesse que j'ai eue de ne pas vous saluer, lorsque vous m'avez quitte, je vous prie de croire que c'etait une distraction tout-a-fait involontaire et dont ije vous demande excuse de tout mon coeur.
J'ai l'honneur d'etre, monsieur, votre tres humble et tres obeissant serviteur.
A. Pouchkine.
4 fevrier.
(Перевод:
Милостивый государь,
Позвольте мне восстановить истину в отношении некоторых пунктов, где вы, кажется мне, находитесь в заблуждении. Я не припоминаю, чтобы вы цитировали что-либо из статьи, о которой идет речь. Заставило же меня выразиться с излишней, быть может, горячностью сделанное вами замечание о том, что я был не прав накануне, принимая близко к сердцу слова Сенковского.
Я вам ответил: (.....) Отождествлять вас с свиньями и мерзавцами - конечно, нелепость, которая не могла ни прийти мне в голову, ни даже сорваться с языка в пылу спора.
К великому моему изумлению, вы возразили мне, что вы всецело принимаете на свой счет оскорбительную статью Сенковского и в особенности выражение ("обманывать публику").
Я тем менее был подготовлен к такому заявлению с вашей стороны, что ни накануне, ни при нашей последней встрече вы мне решительно ничего не сказали такого, что имело бы отношение к статье журнала. Мне показалось, что я вас не понял, и я просил вас не отказать объясниться, что вы и сделали в тех же выражениях.
Тогда я имел честь вам заметить, что все только что высказанное вами совершенно меняет дело, и замолчал. Расставаясь с вами, я сказал, что так оставить это но могу. Это можно рассматривать как вызов, но не как угрозу. Ибо в конце концов я вынужден повторить: я могу оставить без последствий слова какого-нибудь Сенковского, но не могу пренебрегать ими, как только такой человек, как вы, присваивает их себе. Вследствие этого я поручил г-ну Соболевскому просить вас от моего имени не отказать просто-напросто взять ваши слова обратно или же дать мне обычное удовлетворение. Доказательством того, насколько последний исход был мне неприятен, служит именно то, что я сказал Соболевскому, что не требую извинений. Мне очень жаль, что г-н Соболевский отнесся ко всему этому со свойственной ому небрежностью.
Что касается невежливости, состоявшей будто бы в том, что я не поклонился вам, когда вы от меня уходили, то прошу вас верить, что то была рассеянность совсем невольная, в которой я от всего сердца прошу у вас извинения.
Имею честь быть, милостивый государь, ваш нижайший а покорнейший слуга А. Пушкин.
4 февраля.)
684. Н. Г. Репнину
5 февраля 1836 г. В Петербурге
Mon Prince,
C'est avec regret que je me vois contraint d'importuner Votre Excellence; mais gentilhomme et pere de famille, je dois veiller a mon honneur et au nom quo je dois laisser a mes enfants.
Je n'ai pas l'honneur d'etre personnellement connu de Votre Excellence. Non seulement jamais je ne vous ai offense, mais par des motifs a moi connus, je vous ai porte jusqu'a present un sentiment vrai de respect et de reconnaissance.
Gependant un M-r Bogolubof a publiquement repete des propos outrageants pour moi, et cela comme venant de vous. Je prie Votre Excellence de vouloir bien me faire savoir a quoi je dois m'en tenir.
Je sais mieux que personne la distance qui me separe .de vous: mais vous qui; etes non seulement un grand seigneur, mais encore le representant de notre ancienne et veritable noblesse a laquelle j'appartiens aussi, j'espere, que vous comprendrez sans peine l'imperieuse necessite qui m'a dicte cette demarche.
Je suis avec respect de Votre Excellence Le tres humble et tres obeissant serviteur Alexandre Pouchkine.
5 fevrier 1836.
(Перевод:
Князь,
С сожалением вижу себя вынужденным беспокоить ваше сиятельство; но, как дворянин и отец семейства, я должен блюсти мою честь и имя, которое оставлю моим детям.
Я пе имею чести быть лично известен вашему сиятельству. Я не только никогда пе оскорблял вас, но по причинам, мне известным, до сих пор питал к вам искреннее чувство уважения и признательности.
Однако же некто г-н Боголюбов публично повторял оскорбительные для меня отзывы, якобы исходящие от вас. Прошу ваше сиятельство не отказать сообщить мне, как я должен поступить.
Лучше нежели кто-либо я знаю расстояние, отделяющее меня от вас; но вы не только знатный вельможа, но и представитель нашего древнего и подлинного дворянства, к которому и я принадлежу, вы поймете, надеюсь, без труда настоятельную необходимость, заставившую меня поступить таким образом.
С уважением остаюсь вашего сиятельства нижайший и покорнейший слуга Александр Пушкин.
5 февраля 1836.)
685. В. А. Соллогубу
Первые числа февраля 1836 г. В Петербурге
Vous vous etes donne une peine inutile en me donnant une explication que je ne vous avais pas demandee. Vous vous etes permis d'adresser a ma femme des propos indecents et vous vous etes vante de lui avoir dit des impertinences.
Les circonstances ne me permettent pas de me rendre a Twer avant la fin du mois de mars. Veuillez m'excuser.
(Перевод:
Вы взяли на себя напрасный труд, давая мне объяснение, которого я у вас не требовал. Вы позволили себе обратиться к моей жене с неприличными замечаниями и хвалились, что наговорили ей дерзостей.
Обстоятельства не позволяют мне отправиться в Тверь раньше конца марта месяца. Прошу меня извинить.)
686. Н. Г. Репнину
11 февраля 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь, князь Николай Григорьевич,
Приношу Вашему сиятельству искреннюю, глубочайшую мою благодарность за письмо, коего изволили меня удостоить.
Не могу не сознаться, что мнение Вашего сиятельства касательно сочинений, оскорбительных для чести частного лица, совершенно справедливо. Трудно их извинить даже когда они написаны в минуту огорчения и слепой досады. Как забава суетного или развращенного ума, они были бы непростительны.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию есмь, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.
11 февраля 1836.
687. А. А. Фукс
20 февраля 1836 г. Из Петербурга в Казань
Милостивая государыня Александра Андреевна,
Я столько перед Вами виноват, что не осмеливаюсь и оправдываться. Недавно возвратился я из деревни и нашел у себя письмо, коим изволили меня удостоить. Не понимаю, каким образом мой бродяга Емельян Пугачев не дошел до Казани, место для него памятное: видно, шатался по сторонам и загулялся по своей привычке. Теперь граф Апраксин снисходительно взялся доставить к Вам мою книгу. При сем извольте мне, милостивая государыня, препроводить к Вам и билет на получение "Современника", мною издаваемого. Смею ли надеяться, что Вы украсите его когда-нибудь произведениями пера Вашего?
Свидетельствую глубочайшее мое почтение любезному, почтенному Карлу Федоровичу, поручая себя Вашей и его благосклонности.
Честь имею быть с глубочайшим почтением и совершенною преданностию, милостивая государыня, Вашим покорнейшим слугою Александр Пушкин.
СПб. 20 февр. 1836.
688. П. П. Каверину
Февраль 1836 г. (?) В Петербурге
Mille pardons, mon cher Kaverine, si je vous fais faux bond - une circonstance imprevue me force a partir de suite.
(Перевод:
Тысяча извинений, милый Каверин, за то, что я не сдержу слова - непредвиденное обстоятельство заставляет меня удалиться немедленно.)
689. С. Д. Нечаеву
Июнь 1827 г.-февраль (?) 1836 г. В Петербурге
Возвратите мне, любезный Сергей Дмитриевич, не посылку, но письмо: я забыл в нем сказать нужное. Когда в путь?
А. Пушкин.
690. В. Ф. Одоевскому
Февраль-начало марта 1836 г. В Петербурге
Я не очень здоров - и занят. Если вы сделаете мне милость ко мне пожаловать с г. Сахаровым, то очень меня обяжете. Жду вас с нетерпением.
А. П.
691. В. Ф. Одоевскому
Февраль-начало марта 1836 г. В Петербурге
Объявление готов поместить какое будет лишь вам по сердцу. Для 1 № "Современника" думаю взять "Загадки"; о мифологии еще не читал. На днях возвращу вам рукопись.
692. В. Д. Сухорукову
14 марта (?) 1836 г. Из Петербурга в Пятигорск
Любезнейший Василий Дмитриевич.
Пишу к вам в комнате вашего соотечественника, милого молодого человека, от которого нередко получаю об вас известия. Сейчас сказал он мне, что вы женились. Поздравляю вас от всего сердца, желаю вам счастья, которое вы заслуживаете по всем отношениям. Заочно кланяюсь Ольге Васильевне и жалею, что не могу высказать ей все, что про вас думаю, и все, что знаю прекрасного.
Писал ли я вам после нашего разлучения в Арзерумском дворце? Кажется, что не писал; простите моему всегдашнему недосугу и не причисляйте мою леность к чему-нибудь иному. Теперь поговорим о деле. Вы знаете, что я сделался журналистом (это напоминает мне, что я не послал вам "Современника"; извините, - постараюсь загладить мою вину). Итак, сделавшись собратом Булгарину и Полевому, обращаюсь к вам с удивительным бесстыдством и прошу у вас статей. В самом деле, пришлите-ка мне что-нибудь из ваших дельных, добросовестных, любопытных произведений. В соседстве Бештау и Эльбруса живут и досуг и вдохновение. Между тем и о цене (денежной) не худо поговорить. За лист печатный я плачу по 200 руб. Не войдем ли мы и в торговые сношения.
Простите; весь ваш А. П.
14 марта 1836. СПб.
693. В. Ф. Одоевскому
Конец февраля-первая половина марта 1836 г. В Петербурге
Весьма и весьма доволен и благодарен. Если в неделю можно будет отпечатать по пяти листов, то это славно - и дело наше в шляпе. Корректуру "Путешествия" прикажите, однако, присылать ко мне. Тут много ошибок в рукописи. Что ваша повесть "Зизи"? Это славная вещь.
А. П.
694. П. А. Вяземскому
Около (не ранее) 17 марта 1836 г. В Петербурге
Ура! наша взяла. Статья Козловского прошла благополучно; сейчас начинаю ее печатать. Но бедный Тургенев!.. все политические комеражи его остановлены. Даже имя Фиески и всех министров вымараны; остаются одни православные буквы наших русских католичек да дипломаток. Однако я хочу обратиться к Бенкендорфу - не заступится ли он? Ты мне говорил о своих стихах к Потоцкой: получил ли ты их? по крайней мере не вспомнишь ли их?
А. П.
695. М. А. Дондукову-Корсакову
18 марта 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь, князь Михаил Александрович,
Пользуясь позволением, данным мне Вашим сиятельством, осмеливаюсь прибегнуть к Вам с покорнейшею просьбою.
Цензурный комитет не мог пропустить "Письма из Парижа" как статью, содержащую политические известия: для разрешения оной позволите ли, милостивый государь, обратиться мне к графу Бенкендорфу? или прикажете предоставить сие комитету?
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.
18 марта 1836. СПб.
696. А. Л. Крылову
20-22 марта 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь, Александр Лукич,
Князь М. А. Корсаков писал мне, что "Письма из Парижа" будут рассмотрели в высшем комитете. Препровождаю их к Вам; одно замечание: "Письма из Парижа" Тургенева печатаются в "Московском наблюдателе" не как статьи политические, а литературные.
697. А. Жобару
24 марта 1836 г. Из Петербурга в Москву
Monsieur, j'ai recu avec un veritable plaisir votre charmante traduction de l'od-e a Luculle et la lettre si flatteuse qui l'accompagne. Vos vers sont aussi jolis qu'ils sont malins, ce qui est beaucoup dire. S'il est vrai, comme vous le dites dans votre lettre, qu'on ait voulu legalement constater que vous aviez perdu l'esprit, il faut convenir, que depuis vous l`avez diablement retrouve!
La bienveillance que vous paraissez me porter et dont je suis fier, m'autorise a vous parler en pleine confiance. Dans votre lettre a M-r le ministre de l`Instruction publique, vous semblez dispose a imprimer votre traduction en Belgique en у joignant quelques notes necessaires, dites-vous, pour l`intelligence du texte: j'ose vous supplier, Monsieur, de n'en rien faire. Je suis fache d'avoir imprime une piece que j'ai ecrite dans un moment de mauvaise humeur. Sa publication a encouru le deplaisir de quelqu'un dont l'opinion m'est chere et que je ne puis braver sans ingratitude et sans folie. Soyez assez bon pour sacrifier le plaisir de la publicite a l'idee d'obliger un confrere. Ne faites pas revivre avec l'aide de votre talent une production qui sans cela tombera dans l'oubli qu'elle merite. J'ose esperer que vous ne me refuserez pas la grace que je vous demande, et vous prie de vouloir bien recevoir l`assurance de ma parfaite consideration.
J'ai l'honneur d'etre, Monsieur, Votre tres humble et tres obeissant serviteur.
A. Pouchkine.
24 Mars 1836.
St-Petersbourg.
(Перевод:
Милостивый государь.
С истинным удовольствием получил я ваш прелестный перевод оды к Лукуллу и столь лестное письмо, ее сопровождающее. Ваши стихи столь же милы, сколько язвительны, а этим многое сказано. Если правда, как вы говорите в вашем письме, что хотели законным порядком признать вас потерявшим рассудок, то нужно согласиться, что с тех пор вы его чертовски приобрели.
Расположение, которое вы, по-видимому, ко мне питаете и которым я горжусь, дает мне право говорить с полным доверием. В вашем письме к г-ну министру народного просвещения вы, кажется, высказываете намерение напечатать ваш перевод в Бельгии, присоединив к нему несколько примечаний, необходимых, говорите вы, Для понимания текста; осмеливаюсь умолять вас, милостивый государь, отнюдь этого не делать. Мне самому досадно, что я напечатал пьесу, написанную в минуту дурного расположения духа. Ее опубликование навлекло на меня неудовольствие кое-кого, мнением которого я дорожу и пренебречь которым не могу, не оказавшись неблагодарным и безрассудным. Будьте настолько добры пожертвовать удовольствием гласности ради мысли оказать услугу собрату. Не воскрешайте с помощью вашего таланта произведения, которое без этого впадет в заслуженное им забвение. Смею надеяться, что вы не откажете мне в любезности, о которой я прошу; вместе с тем покорно прошу вас принять уверении в моем совершенном уважении.
Имею честь быть, милостивый государь, ваш покорнейший и нижайший слуга.
А. Пушкин.
24 марта 1836. С.-Петербург.)
698. С. Н. Глинке
Около (не позднее) 26 марта 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь Сергей Николаевич,
Искренно благодарю Вас за любезное письмо Ваше (извините галлицизм). "Современник" мой еще не вышел - а выйдет со временем. Вы первый его получите.
Как адресовать письма к Федору Николаевичу?
Весь Ваш А. Пушкин.
699. В. А. Дурову
17 и 27 марта 1836 г. Из Петербурга в Елабугу
Милостивый государь Василий Андреевич,
Очень благодарю Вас за присылку записок и за доверенность, Вами мне оказанную. Вот мои предположения: I) Я издаю журнал: во второй книжке оного (то есть в июле месяце) напечатаю я "Записки о 12 годе" (все или часть их) и тотчас перешлю Вам деньги по 200 р. за лист печатный. II) Дождавшись других записок брата Вашего, я думаю соединить с ними и Записки о 12 годе; таким образом книжка будет толще и, следственно, дороже.
"Полные записки", вероятно, пойдут успешно после того, как я о них протрублю в своем журнале. Я готов их и купить и напечатать в пользу автора - как ему будет угодно и выгоднее. Во всяком случае, будьте уверены, что приложу все возможное старание об успехе общего дела.
Братец Ваш пишет, что летом будет в Петербурге. Ожидаю его с нетерпением. Прощайте, будьте счастливы и дай бог Вам разбогатеть с легкой ручки храброго Александрова, которую ручку прошу за меня поцеловать.
Весь Ваш А. Пушкин.
17 марта 1836.
СПб.
Сейчас прочел переписанные "Записки": прелесть! живо, оригинально, слог прекрасный. Успех несомнителен.
27 марта.
700. Джорджу Борро
Конец октября 1835 г.-март 1836 г. В Петербурге
Александр Пушкин с глубочайшей благодарностью получил книгу господина Борро и сердечно жалеет, что не имел чести лично с ним познакомиться.
701. В. Ф. Одоевскому
Начало апреля 1836 г. В Петербурге
У меня в 1 № не будет ни одной строчки вашего пера. Грустно мне; но времени нам недостало - а за меня приятели мои дали перед публикой обет выдать "Современник" на Фоминой.
Думаю 2 № начать статьею вашей, дельной, умной и сильной и которую хочется мне наименовать "О вражде к просвещению"; ибо в том же № хочется мне поместить и "Разбор Постоялого двора" под названием "О некоторых романах". Разрешаете ли вы?
О Сегиеле, кажется, задумалась цензура. Но я не очень им доволен - и к тому же как отрывок он в печати может повредить изданию полного вашего произведения.
Я еду во вторник. Увижу ли вас дотоле?
Весь ваш А. П.
"Разговор недовольных" не поместил я потому, что уже сцены Гоголя были у меня напечатаны - и что вы могли друг другу повредить в эффекте.
702. М. А. Дондукову-Корсакову
6 апреля 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь князь Михаил Александрович,
Осмеливаюсь обратиться к Вашему сиятельству с покорнейшею просьбою.
Конечно, я не имею права жаловаться на строгость цензуры: все статьи, поступившие в мой журнал, были пропущены. Но разрешением оных обязан я единственно благосклонному снисхождению Вашего сиятельства, ибо цензор, г. Крылов, сам от себя не мог решиться их пропустить. Чувствуя в полной мере цену покровительства, Вами мне оказанного, осмеливаюсь, однако ж, заметить, во-первых, что мне совестно и неприлично поминутно беспокоить Ваше сиятельство ничтожными запросами, между тем как я желал бы пользоваться правом, Вами мне данным, только в случаях истинно затруднительных и в самом деле требующих разрешения высшего начальства; во-вторых, что таковая двойная цензура отымает у меня чрезвычайно много времени, так что мой журнал не может выходить в положенный срок. Не жалуюсь на излишнюю мнительность моего цензора; знаю, что на нем лежит ответственность, может быть, не ограниченная Цензурным уставом; но осмеливаюсь просить Ваше сиятельство о дозволении выбрать себе еще одного цензора; дабы таким образом вдвое ускорить рассматривание моего журнала, который без того остановится и упадет.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.
6 апреля 1836. СПб.
703. М. П. Погодину
14 апреля 1836 г. Из Михайловского в Москву
Милостивый государь Михайло Петрович,
Пишу к Вам из деревни, куда заехал вследствие печальных обстоятельств. Журнал мой вышел без меня, и, вероятно, Вы его уж получили. Статья о Ваших афоризмах писана не мною, и я не имел ни времени, ни духа ее порядочно рассмотреть. Не сердитесь на меня, если Вы ею недовольны. Не войдете ли Вы со мною и сношения литературные и торговые? В таком случае прошу от Вас объявить без обиняков Ваши требования. Если увидите Надеждина, благодарите его от меня на "Телескоп". Пошлю ему "Современник". Сегодня еду в Петербург. А в Москву буду в мае - порыться в архиве и свидеться с Вами.
Весь Ваш А. П.
14 апр.
Михайловское.
704. Н. М. Языкову
14 апреля 1836 г. Из Голубова в Языково
Отгадайте, откуда пишу к Вам, мой любезный Николай Михайлович? из той стороны
- где вольные живали etc., -
где ровно тому десять лет пировали мы втроем - Вы, Вульф и я; где звучали Ваши стихи, и бокалы с Емкой, где теперь вспоминаем мы Вас - и старину. Поклон Вам от холмов Михайловского, от сеней Тригорского, от волн голубой Сороти, от Евпраксии Николаевны, некогда полувоздушной девы, ныне дебелой жены, в пятый раз уже брюхатой, и у которой я в гостях. Поклон Вам ото всего и ото всех Вам преданных сердцем и памятью!
Алексей Вульф здесь же, отставной студент и гусар, усатый агроном, тверской Ловлас - по-прежнему милый, по уже перешагнувший за тридцатый год. Пребывание мое во Пскове не так шумно и весело ныне, как во время моего заточения, во дни, как царствовал Александр; но оно так живо мне Вас напомнило, что я не мог не написать Вам несколько слов в ожидании, что и Вы откликнетесь. Вы получите мой "Современник"; желаю, чтоб он заслужил Ваше одобрение. Из статей критических моя одна: о Кониском. Будьте моим сотрудником непременно. Ваши стихи: вода живая; наши - вода мертвая; мы ею окатили "Современника". Опрысните его Вашими кипучими каплями. Послание к Давыдову - прелесть! Наш боец чернокудрявый окрасил было свою седину, замазав и свой белый локон, но после Ваших стихов опять его вымыл - и прав. Это знак благоговения к поэзии. Прощайте - пишите мне, да кстати уж напишите и к Вяземскому ответ на его послание, напечатанное в "Новоселье" (помнится) и о котором Вы и слова ему не молвили. Будьте здоровы и пишите. То есть: Живи и жить давай другим.
Весь Ваш А. П.
14 апр.
Пришлите мне ради бога стих об Алексее божием человеке и еще какую-нибудь легенду. Нужно.
705. А. А. Краевскому
Около 20 апреля 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь Александр Андреевич*,
Вчера был я у Вас и не имел удовольствия застать Вас дома. Завтра явлюсь к Вам поутру. Не имею слов для изъяснения глубочайшей моей благодарности - Вам и князю Одоевскому. До свидания.
* (Описка, вместо Андрей Александрович.)
Весь Ваш А. П.
706. А. Н. Мордвинову
28 апреля 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь Александр Николаевич,
Спешу препроводить к Вашему превосходительству полученное мною письмо. Мне вручено оное тому с неделю, по моему возвращению с прогулки, оно было просто отдано моим людям безо всякого словесного препоручения неизвестно кем. Я полагал, что письмо доставлено мне с Вашего ведома.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашего превосходительства покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.
28 апр. 1836. СПб.
707. М. А. Дондукову-Корсакову
Вторая половина (после 18) апреля 1836 г. В Петербурге
Письмо, коего Ваше сиятельство удостоили меня, и статью о взятии Дрездена имел я счастие получить.
Хотя цензура и не могла допустить к печати оправдание генерала Давыдова, - тем не менее, милостивый государь, благодарен я Вашему сиятельству за внимание, коим изволили почтить мою покорнейшую просьбу.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию.
708. Н. Н. Пушкиной
4 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург
4 мая. Москва, у Нащокина - противу Старого Пимена, дом г-жи Ивановой.
Вот тебе, царица моя, подробное донесение: путешествие мое было благополучно. 1-го мая переночевал я в Твери, а 2-го ночью приехал сюда. Я остановился у Нащокина. Il est loge en petite maitresse*. Жена его очень мила. Он счастлив и потолстел. Мы, разумеется, друг другу очень обрадовались и целый вчерашний день проболтали бог знает о чем. Я успел уже посетить Брюллова. Я нашел его в мастерской какого-то скульптора, у которого он живет. Он очень мне понравился. Он хандрит, боится русского холода и прочего, жаждет Италии, а Москвой очень недоволен. У него видел я несколько начатых рисунков и думал о тебе, моя прелесть. Неужто не будет у меня твоего портрета, им писанного? невозможно, чтоб он, увидя тебя, не захотел срисовать тебя; пожалуйста, не прогони его, как прогнала ты пруссака Криднера. Мне очень хочется привезти Брюллова в Петербург. А он настоящий художник, добрый малый, и готов на все. Здесь Перовский его было заполонил; перевез к себе, запер под ключ и заставил работать. Брюллов насилу от него удрал. Домик Нащокина доведен до совершенства - недостает только живых человечков. Как бы Маша им радовалась! Вот тебе здешние новости. Окулова, долгоносая певица, вчера вышла за вдовца Дьякова. Сестра ее Варвара сошла с ума от любви. Она была влюблена и надеялась выйти замуж. Надежда не сбылась. Она впала в задумчивость, стала заговариваться. Свадьба сестры совершенно ее помутила. Она убежала к Троице. Ее насилу поймали и увезли. Мне очень жаль ее. Надеются, что у ней белая горячка, но вряд ли. Видел я свата нашего Толстого; дочь у него также почти сумасшедшая, живет в мечтательном мире, окруженная видениями, переводит с греческого Анакреона и лечится омеопатически. Чаадаева, Орлова, Раевского и Наблюдателей (которых Нащокин называет les treize**) еще не успел видеть. С Наблюдателями и книгопродавцами намерен я кокетничать и постараюсь как можно лучше распорядиться с "Современником". - Вот является Нащокин, и я для него оставляю тебя. Целую и благословляю тебя и ребят. Кланяюсь дамам твоим. Здесь говорят уже о свадьбе Marie Wiazemsky - я секретничаю покамест. Прости - мой друг - целую тебя еще раз.
* (Квартира у него щегольская (франц.).)
** (тринадцать (франц.).)
709. Н. В. Пушкиной
6 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург
Вот уж три дня как я в Москве, и все еще ничего не сделал: архива не видал, с книгопродавцами не сторговался, всех визитов не отдал, к Солнцевым на поклонение не бывал. Что прикажешь делать? Нащокин встает поздно, я с ним забалтываюсь - глядь, обедать пора, а там ужинать, а там спать - и день прошел. Вчера был у Дмитриева, у Орлова, Толстого; сегодня собираюсь к остальным. Поэт Хомяков женится на Языковой, сестре поэта. Богатый жених, богатая невеста. Какие бы тебе московские сплетни передать? что-то их много, да не вспомню. Что Москва говорит о Петербурге, так это умора. Например: есть у вас некто Савельев, кавалергард, прекрасный молодой человек, влюблен он в Idalie Политику и дал за нее пощечину Гринвальду. Савельев на днях будет расстрелян. Вообрази, как жалка Idalie! И про тебя, душа моя, идут кой-какие толки, которые не вполне доходят до меня, потому что мужья всегда последние в городе узнают про жен своих, однако ж видно, что ты кого-то довела до такого отчаяния своим кокетством и жестокостию, что он завел себе в утешение гарем из театральных воспитанниц. Нехорошо, мой ангел: скромность есть лучшее украшение вашего пола. Чтоб чем-нибудь полакомить Москву, которая ждет от меня, как от приезжего, свежих вестей, я рассказываю, что Александр Карамзин (сын историографа) хотел застрелиться из любви pour une belle brune*, но что по счастью пуля вышибла только передний зуб. Однако полно врать. Пошли ты за Гоголем и прочти ему следующее: видел я актера Щепкина, который ради Христа просит его приехать в Москву прочесть "Ревизора". Без него актерам не спеться. Он говорит, комедия будет карикатурна и грязна (к чему Москва всегда имела поползновение). С моей стороны я то же ему советую: не надобно, чтоб "Ревизор" упал в Москве, где Гоголя более любят, нежели в Петербурге. При сем пакет к Плетневу, для "Современника"; коли цензор Крылов не пропустит, отдать в комитет и, ради бога, напечатать во 2 №. Жду письма от тебя с нетерпением; что твое брюхо, и что твои деньги? Я не раскаиваюсь в моем приезде в Москву, а тоска берет по Петербургу. На даче ли ты? Как ты с хозяином управилась? что дети? Экое горе! Вижу, что непременно нужно иметь мне 80000 доходу. И буду их иметь. Недаром же пустился в журнальную спекуляцию - а ведь это все равно что золотарство, которое хотела взять на откуп мать Безобразова: очищать русскую литературу есть чистить нужники и зависеть от полиции. Того и гляди что... Черт их побери! У меня кровь в желчь превращается. Целую тебя и детей. Благословляю их и тебя. Дамам кланяюсь.
* (к красавице брюнетке (франц.).)
710. П. А. Вяземскому
7 мая 1836 г. В Москве
Вот в чем дело:
Рязанским губернаторам было сделано представление (№ 11483) касательно пенсии, следующей вдове Степана Савельевича Губанова, губернского землемера. Жена его в крайности и просит ускорить время получения оной пенсии.
Пожалуйста, мой милый, сделай это через Д. В. Дашкова, от которого дело это зависит. Очень обяжешь и Окулова, у которого пишу тебе эту записку и который о том же тебя просит.
А. Пушкин.
7 мая.
711. Н. Н. Пушкиной
10 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург
Сейчас получил от тебя письмо, и так оно меня разнежило, что спешу переслать тебе 900 р. - Ответ напишу тебе после, теперь покамест прощай. У меня сидит Иван Николаевич.
712. Н. Н. Пушкиной
11 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург
Очень, очень благодарю тебя за письмо твое, воображаю твои хлопоты, и прошу прощения у тебя за себя и книгопродавцев. Они ужасный монетой, как говорит Гоголь, то есть хуже нежели мошенники. Но бог нам поможет. Благодарю и Одоевского за его типографические хлопоты. Скажи ему, чтоб он печатал как вздумает - порядок ничего не значит. Что записки Дуровой? пропущены ли цензурою? они мне необходимы - без них я пропал. Ты пишешь о статье голъцовской. Что такое? кольцовской или гоголевской? - Гоголя печатать, а Кольцова рассмотреть. Впрочем, это неважно. Вчера был у меня Иван Николаевич. Он уверяет, что дела его идут хорошо. Впрочем, Дмитрий Николаевич лучше его это знает. Жизнь моя пребеспутная. Дома не сижу - в архиве не роюсь. Сегодня еду во второй раз к Малиновскому. На днях обедал я у Орлова, у которого собрались московские Наблюдатели, между прочим жених Хомяков. Орлов умный человек и очень добрый малый, но до него я как-то не охотник по старым нашим отношениям; Раевский (Александр), который прошлого разу казался мне немного приглупевшим, кажется, опять оживился и поумнел. Жена его собою не красавица - говорят, очень умна. Так как теперь к моим прочим достоинствам прибавилось и то, что я журналист, то для Москвы имею я новую прелесть. Недавно сказывают мне, что приехал ко мне Чертков. Отроду мы друг к другу не езжали. Но при сей верной оказии вспомнил он, что жена его мне родня, и потому привез мне экземпляр своего "Путешествия в Сицилию". Не побранить ли мне его en bon parent?* Вчера ужинал у князя Федора Гагарина и возвратился в 4 часа утра - в таком добром расположении, как бы с бала. Нащокин здесь одна моя отрада. Но он спит до полудня, а вечером едет в клоб, где играет до света. Чаадаева видел всего раз. Письмо мое похоже на тургеневское - и может тебе доказать разницу между Москвою и Парижем. Еду хлопотать по делам "Современника". Боюсь, чтоб книгопродавцы не воспользовались моим мягкосердием и не выпросили себе уступки вопреки строгих твоих предписаний. Но постараюсь оказать благородную твердость. Был я у Солнцевой. Его здесь нет, он в деревне. Она зовет отца к себе в деревню на лето. Кузинки пищат, как галочки. Был я у Перовского, который показывал мне недоконченные картины Брюллова. Брюллов, бывший у него в плену, от него убежал и с ним поссорился. Перовский показывал мне Взятие Рима Гензериком (которое стоит Последнего дня Помпеи), приговаривая: заметь, как прекрасно подлец этот нарисовал этого всадника, мошенник такой. Как он умел, эта свинья, выразить свою канальскую, гениальную мысль, мерзавец он, бестия. Как нарисовал он эту группу, пьяница он, мошенник. Умора. Ну прощай. Целую тебя и ребят, будьте здоровы. Христос с вами.
* (по-родственному (франц.).)
11 мая.
713. К. А. Полевому
11 мая 1836 г. В Москве
Милостивый государь Ксенофонт Алексеевич,
Я не отвечал на последнее письмо Ваше, надеясь лично с Вами увидеться. Книгопродавец Фариков доставил мне книгу, которую сделали Вы мне честь прислать на мое имя. Что касается до "Современника", то Фариков не захотел взять его от меня, переслав Вам его сам от себя. Деньги (275 р.), о которых Вы мне изволите писать, также мне им не доставлены. Покорнейше прошу, если впредь угодно будет Вам иметь дело со мною, ничего не поручать г. Фарикову, ибо он, кажется, человек ненадежный и неаккуратный. С истинным почтением честь имею быть Вашим покорнейшим слугою.
А. Пушкин.
11 мая.
714. Н. Н. Пушкиной
14 и 16 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург
Что это, женка? так хорошо было начала и так худо кончила! Ни строчки от тебя; уж не родила ли ты? сегодня день рождения Гришки, поздравляю его и тебя. Буду пить за его здоровье. Нет ли у него нового братца или сестрицы? погоди до моего приезда. А я уж собираюсь к тебе. В архивах я был и принужден буду опять в них зарыться месяцев на шесть, что тогда с тобою будет? А я тебя с собою, как тебе угодно, уж возьму. Жизнь моя в Москве степенная и порядочная. Сижу дома - вижу только мужеск пол. Пешком не хожу, не прыгаю - и толстею. На днях звал меня обедать Чертков, приезжаю - а у него жена выкинула. Это нам не помешало отобедать очень скучно и очень дурно. С литературой московскою кокетничаю как умею; но Наблюдатели меня не жалуют. Любит меня один Нащокин. Но тинтере мой соперник, и меня приносят ему в жертву. Слушая толки здешних литераторов, дивлюсь, как они могут быть так порядочны в печати и так глупы в разговоре. Признайся: так ли и со мною? право, боюсь. Баратынский, однако ж, очень мил. Но мы как-то холодны друг ко другу. Зазываю Брюллова к себе в Петербург - но он болен и хандрит. Здесь хотят лепить мой бюст. Но я не хочу. Тут арапское мое безобразие предано будет бессмертию во всей своей мертвой неподвижности; я говорю: у меня дома есть красавица, которую когда-нибудь мы вылепим. Видел я невесту Хомякова. Не разглядел в сумерках. Она, как говорил покойный Гнедич, pas un bel femme, но une jolie figurlette*. Прощай, на минуту: ко мне входят два буфона. Один майор-мистик; другой пьяница-поэт; оставляю тебя для них.
* (не красавица, (но) хорошенькая фигурка (франц.).)
14 мая.
Насилу отделался от буфонов - в том числе от Норова. Все зовут меня обедать, а я всем отказываю. Начинаю думать о выезде. Ты уж, вероятно, в своем загородном болоте. Что-то дети мой и книги мои? Каково-то перевезли и перетащили тех и других? и как перетащила ты свое брюхо? Благословляю тебя, мой ангел. Бог с тобою и с детьми. Будьте здоровы. Кланяюсь твоим наездницам. Целую ручки у Катерины Ивановны. Прощай.
А. П.
Я получил от тебя твое премилое письмо - отвечать некогда - благодарю и целую тебя, мой ангел.
16 мая.
715. Н. Н. Пушкиной
18 мая 1836 г. Из Москвы в Петербург
Жена, мой ангел, хоть и спасибо за твое милое письмо, а все-таки я с тобою побранюсь: зачем тебе было писать: это мое последнее письмо, более не получишь. Ты меня хочешь принудить приехать к тебе прежде 26. Это не дело. Бог поможет, "Современник" и без меня выйдет. А ты без меня не родишь. Можешь ли ты из полученных денег дать Одоевскому 500? Нет? Ну, пусть меня дождутся - вот и все. Новое твое распоряжение, касательно твоих доходов, касается тебя, делай как хочешь; хоть, кажется, лучше иметь дело с Дмитрием Николаевичем, чем с Натальей Ивановной. Это я говорю только dans Tinteret de М-г Durier et M-me Sichler;* а мне все равно. Твои петербургские новости ужасны. То, что ты пишешь о Павлове, помирило меня с ним. Я рад, что он вызывал Апрелева. - У нас убийство может быть гнусным расчетом: оно избавляет от дуэля и подвергается одному наказанию - а не смертной казни. Утопление Столыпина - ужас! неужто невозможно было ему помочь? У нас в Москве все слава богу смирно: бой Киреева с Яром произвел великое негодование в чопорной здешней публике. Нащокин заступается за Киреева очень просто и очень умно: что за беда, что гусарский поручик напился пьян и побил трактирщика, который стал обороняться? Разве в наше время, когда мы били немцев на Красном кабачке, и нам не доставалось, и немцы получали тычки сложа руки? По мне драка Киреева гораздо простительнее, нежели славный обед ваших кавалергардов и благоразумие молодых людей, которым плюют в глаза, а они утираются батистовым платком, смекая, что если выйдет история, так их в Аничков не позовут. Брюллов сейчас от меня. Едет в Петербург скрепя сердце; боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить; а между тем у меня у самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи еще порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры и мне говорили: vous avez trompe** и тому подобное. Что же теперь со мною будет? Мордвинов будет на меня смотреть, как на Фаддея Булгарина и Николая Полевого, как на шпиона; черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом! Весело, нечего сказать. Прощай, будьте здоровы. Целую тебя.
* (в интересах мсье Дюрье и мадам Зихлер (франц.).)
** (вы не оправдали (франц.).)
18.
716. П. В. Нащокину
27 мая 1836 г. Из Петербурга в Москву
Любезный мой Павел Воинович,
Я приехал к себе на дачу 23-го в полночь и на пороге узнал, что Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда. Она спала. На другой день я ее поздравил и отдал вместо червонца твое ожерелье, от которого она в восхищении. Дай бог не сглазить, все идет хорошо. Теперь поговорим о деле. Я оставил у тебя два порожних экземпляра "Современника". Один отдай князю Гагарину, а другой пошли от меня Белинскому (тихонько от Наблюдателей. NB.) и вели сказать ему, что очень жалею, что с ним не успел увидеться. Во-вторых, я забыл взять с собою твои "Записки"; перешли их, сделай милость, поскорее. В-третьих, деньги, деньги! Нужно их до зарезу. -
Путешествие мое было благополучно, хотя три раза чинил я коляску, но слава богу - на месте, то есть на станции, и не долее 2-х часов en tout*.
* (в общем (франц.).)
Второй № "Современника" очень хорош, и ты скажешь мне за него спасибо. Я сам начинаю его любить, и, вероятно, займусь им деятельно. Прощай, будь счастлив в тинтере и в прочем. Сердечно кланяюсь Вере Александровне. Ее комиссий сделать еще не успел. На днях буду хлопотать.
27 мая.
Вот тебе анекдот о моем Сашке. Ему запрещают (не знаю зачем) просить, чего ему хочется. На днях говорит он своей тетке: Азя! дай мне чаю: я просить не буду.
717. Д. В. Давыдову
20-е числа мая 1836 г. Из Петербурга в Москву
Я сейчас из Москвы -
Статью о Дрездене не могу тебе прислать прежде нежели ее не напечатают, ибо она есть цензурный документ. Успеешь наглядеться на ее благородные раны.
Покамест благодарю за позволение напечатать ее и в настоящем ее виде. А жаль, что не тиснули мы ее во 2-м № "Современника", который будет весь полон Наполеоном? куда бы кстати тут же было заколоть у подножия Вандомской колонны генерала Винценгероде как жертву примирительную! - я было и рукава засучил! Вырвался, проклятый; бог с ним, черт его побери.
Вяземский советует мне напечатать "Твои очи" без твоего позволения. Я бы рад, да как-то боюсь. Как думаешь - ведь можно бы - без имени?..
От Языкова жду писем.
718. Л. С. Пушкину
3 июня 1836 г. Из Петербурга в Тифлис
Вот тебе короткий расчет нашего предполагаемого раздела:
80 душ и 700 десятин земли в Псковской губернии стоят (полагая 500 р. за душу вместо обыкновенной цены 400 р.)
- 40000 р.
Из оных выключается 7-ая часть на отца 5714
Да 14-ая часть на сестру 2857
—————
Итого 8571
Отец наш отказался от своей части и предоставил ее сестре.
На нашу часть остается разделить поровну 31429 р.
На твою часть придется 15715.
Прежде сентября месяца мы ничего не успеем сделать.
Напиши, какие у тебя долги в Тифлисе, и если успеешь, то купи свои векселя, покамест кредиторы твои не узнали о твоем наследстве.
Из письма твоего к Николаю Ивановичу вижу, что ты ничего не знаешь о своих делах: твой вексель, данный Болтину, мною куплен, долг Плещееву заплочен (кроме 30 червонцев, о которых он писал ко мне, когда уже отказался я от управления нашим имением). Долг Николаю Ивановичу также заплочен. Из мелочных не заплочен долг Гута. И некоторые другие, которые ты знаешь, говорит мне Николай Иванович.
3 июня.
Мнение мое: эти 15000 рассрочить тебе на 3 года - ибо, вероятно, тебе деньги нужны и ты на получение доходов с половины Михайловского согласиться не можешь. - О положенном тебе отцом буду с ним говорить, хоть это, вероятно, ни к чему не поведет. Отдавая ему имение, я было выговорил для тебя независимые доходы с половины Кистенева. Но, видно, отец переменил свои мысли. Я же ни за что не хочу более вмешиваться в управление или разорение имения отцовского.
719. А. А. Краевскому
6 июня 1836 г. В Петербурге
В статье Вяземского о Юлии Кесаре и Наполеоне есть ошибки противу языка в собственных именах. Например: Тарквин вместо Тарквиний, парфы вместо парфяне. Тиверий вместо Тиберий - и другие. Исправьте, сделайте милость, если заметите.
6 июня.
720. Н. А. Дуровой
Около 10 июня 1836 г. Из Петербурга в Елабугу
Вот начало Ваших записок. Все экземпляры уже напечатаны и теперь переплетаются. Не знаю, возможно ли будет остановить издание. Мнение мое, искренное и бескорыстное - оставить как есть. "Записки амазонки" как-то слишком изысканно, манерно, напоминает немецкие романы. "Записки Н. А. Дуровой" - просто, искренне и благородно. Будьте смелы - вступайте на поприще литературное столь же отважно, как и на то, которое Вас прославило. Полумеры никуда не годятся.
Весь Ваш А. П.
Дом мой к Вашим услугам. На Дворцовой набережной, дом Баташева у Прачечного мосту.
721. И. И. Дмитриеву
14 июня 1836 г. Из Петербурга в Москву
Милостивый государь Иван Иванович, возвратясь в Петербург, имел я счастие найти у себя письмо от вашего высокопревосходительства. Батюшка поручил мне засвидетельствовать глубочайшую свою благодарность за участие, принимаемое вами в несчастии, которое, нас постигло.
Благосклонный ваш отзыв о "Современнике" ободряет меня на поприще, для меня новом. Постараюсь и впредь оправдать ваше доброе мнение.
Замечание о вашем омониме украсит второй № "Современника" и будет напечатано слово в слово. Ваш Созий не сын Юпитера, и его встреча с вами для него невыгодна во всех отношениях.
Дай бог вам здоровье и многие лета! Переживите молодых наших словесников, как ваши стихи переживут молодую нашу словесность.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, вашего высокопревосходительства покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.
14 июня. СПб.
722. И. М. Пеньковскому
14 июня 1836 г. Из Петербурга в Болдино
Возвратясь из Москвы, нашел я у себя письмо Ваше. Надеюсь, что квитанция из московского совета Вами уже получена. Оброка прибавлять не надобно. Если можно и выгодно Кистенево положить на пашню, то с богом. Но вряд ли это возможно будет.
Батюшка намерен нынешний год побывать у вас; но вряд ли сберется. Жить же в Болдине, вероятно, не согласится. Если не останется он в Москве, то, думаю, поселится в Михайловском.
Очень благодарен Вам за Ваши попечения о нашем имении. Знаю, что в прошлом году Вы остановили батюшку в его намерении продать это имение и тем лишить если не меня, то детей моих последнего верного куска хлеба. Будьте уверены, что я никогда этого не забуду.
А. П.
14 июня 1836 г. СПб.
О Михайле и его семье буду к Вам писать.
723. Н. И. Ушакову
Около 14 июня 1836 г. В Петербурге
Возвратясь из Москвы, имел я честь получить вашу книгу - и с жадностию ее прочел.
Не берусь судить о ней как о произведении ученого военного человека, но восхищаюсь ясным, красноречивым и живописным изложением. Отныне имя покорителя Эривани, Арзрума и Варшавы соединено будет с именем его блестящего историка. С изумлением увидел я, что вы и мне даровали бессмертие - одною чертою вашего пера. Вы впустили меня в храм славы, как некогда граф Эриванский позволил мне въехать вслед за ним в завоеванный Арзрум.
С глубочайшим etc.
724. П. А. Вяземскому
Конец мая-первая половина июня 1836 г. В Петербурге
Поздравляю с благополучным возвращением из-под цензуры. Посылаю "Фонвизина". Послания Хвостова не имею, да и не видывал. Знаешь ли ты, что Фонвизин написал феологический памфлет: "Аввакум Скитник"?
725. А. А. Краевскому
18 июня 1836 г. В Петербурге
Я разрешил типографии печатать "Париж" прежде последних двух статей: "О Ревизоре" и "О новых книгах", ибо "Париж", благо, готов: а те еще не переписаны и в тисках у Крылова не бывали. Простите, будьте здоровы, так и мы будем живы.
Весь Ваш А. П.
18 июня.
726. Н. А. Дуровой
Около (не ранее) 25 июня 1836 г. Из Петербурга в Елабугу
Очень вас благодарю за ваше откровенное и решительное письмо. Оно очень мило, потому что носит верный отпечаток вашего пылкого и нетерпеливого характера. Буду отвечать вам по пунктам, как говорят подьячие.
1) "Записки" ваши еще переписываются. Я должен был их отдать только такому человеку, в котором мог быть уверен. Оттого дело и замешкалось.
2) Государю угодно было быть моим цензором: это правда; но я не имею права подвергать его рассмотрению произведения чужие. Вы, конечно, будете исключением, но для сего нужен предлог, и о том-то и хотелось мне с вами переговорить, дабы скоростью не перепортить дела.
3) Вы со славою перешли одно поприще; вы вступаете на новое, вам еще чуждое. Хлопоты сочинителя вам непонятны. Издать книгу нельзя в одну неделю; па то требуется по крайней мере месяца два. Должно рукопись переписать, представить в цензуру, обратиться в типографию и проч. и проч.
4) Вы пишете мне: действуйте или дайте мне действовать. Как скоро получу рукопись переписанную, тотчас и начну. Это не может и не должно мешать вам действовать с вашей стороны. Моя цель - доставить вам как можно более выгоды и не оставить вас в жертву корыстолюбивым и неисправным книгопродавцам.
5) Ехать к государю на маневры мне невозможно по многим причинам. Я даже думал обратиться к нему в крайнем случае, если цензура не пропустит ваших "Записок". Это объясню я вам, когда буду иметь счастие вас увидеть лично.
Остальные 500 рублей буду иметь вам честь доставить к 1-му июлю. У меня обыкновенно (как и у всех журналистов) платеж производится только по появлении в свет купленной статьи.
Я знаю человека, который охотно купил бы ваши записки; но, вероятно, его условия будут выгоднее для него, чем для вас. Во всяком случае, продадите ли вы их или будете печатать от себя, все хлопоты издания, корректуры и проч. извольте возложить на меня. Будьте уверены в моей преданности и ради бога не спешите осуждать мое усердие.
С глубочайшим почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь, вашим покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.
P. S. На днях выйдет 2-й № "Современника". Тогда я буду свободнее и при деньгах.
727. А. А. Краевскому
Вторая половина игопя 1836 г. В Петербурге
Муравьев заметил важную ошибку в своей сцене: целый стих выпущен -
Кто за великого магистра?
Князь Боэмунд: Я!
Что нам делать? перепечатать ли страницу или поместить в Errata?*
* (Опечатки (лат.).)
728. И. А. Яковлеву
9 июля 1836 г. В Петербурге
Любезный Иван Алексеевич,
Я так перед тобою виноват, что и не оправдываюсь. Деньги ко мне приходили и уходили между пальцами - я платил чужие долги, выкупал чужие имения - а свои долги остались мне на шее. Крайне расстроенные дела сделали меня несостоятельным... и я принужден у тебя просить еще отсрочки до осени. Между тем поздравляю тебя с приездом. Где бы нам увидеться? я в трауре и не езжу никуда, но рад бы тебя встретить, хоть ты мой и заимодавец. Надеюсь на твое слишком испытанное великодушие.
Весь твой А. Пушкин.
9 июля 1836. Кам. Остр.
729. Н. И. Павлищеву
13 июля 1836 г. Из Петербурга в Михайловское
Я очень знал, что приказчик плут, хотя, признаюсь, не подозревал в нем такой наглости. Вы прекрасно сделали, что его прогнали и что взялись сами хозяйничать. Одно плохо, по письму Вашему вижу, что, вопреки моему приказанию, приказчик успел уже все распродать. Чем же будете Вы жить покамест? Ей-богу не ведаю. Ваш Полонский ко мне не являлся. Но так как я еще не имею доверенности от Льва Сергеевича, то я его и не отыскивал. Однако где мне найти его, когда будет до него нужда. Батюшка уехал из Петербурга 1-го июля - и я не получал об нем известия. Письмо сестры перешлю к нему, коль скоро узнаю, куда к нему писать. Что ее здоровье? От всего сердца обнимаю ее. Кланяюсь также милой и почтенной моей Прасковье Александровне, которая совсем меня забыла. Здесь у меня голова кругом идет, думаю приехать в Михайловское, как скоро немножко устрою свои дела.
13 июля.
730. И. С. Мальцов, С. А. Соболевский, Пушкин - К. П. Брюлову
Июнь-июль 1836 г. В Петербурге
Мальцов, Соболевский и Пушкин свидетельствуют Брюллову свое почтение.
К. П. Брюллов. Автопортрет. 1836
731. Н. И. Павлищеву
Около (не позднее) 13 августа 1836 г. Из Петербурга в Михайловское
Пришлите мне, сделайте одолжение, объявление о продаже Михайловского, составя его на месте; я так его и напечатаю. Но постарайтесь на месте же переговорить с лучшими покупщиками. Здесь за Михайловское один из наших соседей, знающий и край и землю нашу, предлагал мне 20000 рубл.! Признаюсь, вряд ли кто даст вдвое, а о 60000 я не смею и думать. На сделку, Вами предлагаемую, не могу согласиться, и вот почему: батюшка никогда не согласится выделять Ольгу, а полагаться на Болдино мне невозможно. Батюшка уже половину имения прожил и проглядел, а остальное хотел уже продать. Вы пишете, что Михайловское будет мне игрушка, так - для меня; но дети мои ничуть не богаче Вашего Лели; и я их будущностью и собственностью шутить не могу. Если, взяв Михайловское, понадобится Вам его продать, то оно мне и игрушкою не будет. Оценка Ваша в 64000 выгодна; но надобно знать, дадут ли столько. Я бы и дал, да денег не хватает, да кабы и были, то я капитал свой мог бы употребить выгоднее. Кланяюсь Ольге; дай бог ей здоровья - а нам хороших покупщиков. Нынче осенью буду в Михайловском - вероятно, в последний раз. Желал бы Вас еще застать.
А. П.
732. А. Л. Крылову
Первая половина августа 1836 г. В Петербурге
Пушкин покорнейше просит Александра Лукича представить сию статью куда следует для разрешения.
733. А. А. Жандру
Июль-август 1836 г. В Петербурге
Осмеливаюсь тебя беспокоить просьбою за молодого человека, мне незнакомого, но который находится в обстоятельствах, требующих немедленной помощи. Господин Хмельницкий на днях приехал из Малороссии. Он здесь без денег и без покровителей. Ему 23 года. Судя по его разговору и по письму, мною от него полученному, он умен и имеет благородные чувства. Вот в чем дело: он желает определиться во флот, но до сих пор не имел доступа до князя Меншикова. Я обещался его тебе представить, отвечая за твою готовность сделать ему добро, коли только будет возможно.
734. А. А. Краевскому
Июль-август 1836 г. В Петербурге
Сейчас отправлюсь в цензуру - думаю мои статьи переслать к князю Корсакову - до свидания.
735. Д. В. Давыдову
Август 1836 г. Из Петербурга в Мазу
Ты думал, что твоя статья о партизанской войне пройдет сквозь цензуру цела и невредима. Ты ошибся: она не избежала красных чернил. Право, кажется, военные цензоры марают для того, чтоб доказать, что они читают.
Тяжело, нечего сказать. И с одною цензурою напляшешься; каково же зависеть от целых четырех? Не знаю, чем провинились русские писатели, которые не только смирны, но даже сами от себя согласны с духом правительства. Но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче: даже и в последнее пятилетие царствования покойного императора, когда вся литература сделалась рукописною благодаря Красовскому и Бирукову.
Цензура дело земское; от нее отделили опричину - а опричники руководствуются не уставом, а своим крайним разумением.
736. П. А. Корсакову
Около (не позднее) 27 сентября 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь Петр Александрович,
Некогда, при первых моих шагах на поприще литературы, Вы подали мне дружескую руку. Ныне осмеливаюсь прибегнуть снова к Вашему снисходительному покровительству.
Вы один у нас умели сочетать щекотливую должность цензора с чувством литератора (лучших, не нынешних времен). Знаю, как Вы обременены занятиями: мне совестно Вас утруждать; но к Вам одному можем мы прибегать с полной доверенностию и с искренним уважением к Вашему окончательному решению. Пеняйте ж сами на себя.
Осмеливаясь препроводить на разрешение к Вам первую половину моего романа, прошу Вас сохранить тайну моего имени.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашим покорнейшим слугою.
А. Пушкин.
737. Н. И. Гречу
13 октября 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь Николай Иванович,
Искренне благодарю Вас за доброе слово о моем "Полководце". Стоическое лицо Барклая есть одно из замечательнейших в нашей истории. Не знаю, можно ли вполне оправдать его в отношении военного искусства; но его характер останется вечно достоин удивления и поклонения.
С истинным почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашим покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.
13 окт. 1836.
738. М. А. Корфу
14 октября 1836 г. В Петербурге
Вчерашняя посылка твоя мне драгоценна во всех отношениях и останется у меня памятником. Право, жалею, что государственная служба отняла у нас историка. Не надеюсь тебя заменить. Прочитав эту номенклатуру, я испугался и устыдился: большая часть цитованных книг мне неизвестна. Употребляю всевозможные старания, дабы их достать. Какое поле - эта новейшая русская история! И как подумаешь, что оно вовсе еще не обработано и что кроме нас, русских, никто того не может и предпринять! - Но история долга, жизнь коротка, а пуще всего человеческая природа ленива (русская природа в особенности). До свидания. Завтра, вероятно, мы увидимся у Мясоедова.
Сердцем тебе преданный А. П.
14 окт.
739. М. Л. Яковлеву
9-15 октября 1836 г. В Петербурге
Я согласен с мнением 39 №. Нечего для двадцатипятилетнего юбилея изменять старинные обычаи лицея. Это было бы худое предзнаменование. Сказано, что и последний лицеист один будет праздновать 19 октября. Об этом не худо напомнить.
№14.
740. П. Я. Чаадаеву
19 октября 1836 г. Из Петербурга в Москву
19 oct.
Je vous remercie de la brochure que vous m'avez envoyee. J'ai ete charme de la relire, quoique tres etonne de la voir traduite et imprimee. Je suis content de la traduction: elle a conserve de Fenergie et du laisser-aller de Fcriginal. Quant aux idees, vous savez que je suis loin d'etre tout a fait de votre avis. Il n'y a pas de doute que le schisme nous a separe du reste de l`Europe et que nous n'avons pas participe, a aucun des grands evenements qui Font remuee; mais nous avons eu notre mission a nous. C'est la Russie, c'est son immense etendue qui a absorbe la conquete Mogole. Les tartares n'ont pas ose franchir nos frontieres occidentales et nous laisser a dos. Ils se sont retires vers leurs deserts, et la civilisation chretienne a ete sauvee. Pour cette fin, nous avons du avoir une existence tout-a-fait a part, qui en nous laissant chretiens, nous laissait cependant tout-a-fait etrangers au monde chretien, en sorte que notre martyre ne donnait aucune distraction a Fenergique developpement de l`Europe catholique. Vous dites que la source ou nous sommes alle puiser le christianisme etait impure, que Byzance etait meprisable et meprisee etc. - he, mon ami! Jesus Christ lui-meme n'etait-il pas ne juif et Jerusalem n'etait-elle pas la fable des nations? L'evangile en est-il moins admirable? Nous avons pris des Grecs l`evangile et les traditions, et non l'esprit de puerilite et de controverse. Les moeurs de Byzance n'ont jamais ete celles de Kiov. Le clerge russe, jusqu'a Theophane, a ete respectable, il ne s'est jamais soulie des infamies du papisme et certes n'aurait jamais provoque la reformation, au moment ou Fhumanite avait le plus besom d'unite. Je conviens que notre clerge actuel est en retard. En voulezvous savoir la raison? c'est qu'il est barbu; voila tout. Il n'est pas de bonne compagnie. Quant a notre nullite historigue, decidement je ne puis etre de votre avis. Les guerres d'Oleg et de Sviatoslav, et meme les guerres d'apanage n'est-ce pas cette vie d'effervescence aventu-reuse et d'activite apre et sans but qui caracterise la jeunesse de tous les peuples? l`invasion des tartares est un triste et grand tableau. Le reveil de la Russie, le developpement de sa puissance, sa marche vers Funite (unite russe bien entendu), les deux Ivan, le drame sublime commence a Ouglitch et termine au monastere d'Ipatief - quoi? tout cela ne serait pas de l'histoire, mais un reve pale et a demi-oublie? Et Pierre le Grand qui a lui seul est une histoire universelle! Et Catherine II qui a place la Russie sur le seuil de l'Europe? et Alexandre qui vous a mene a Paris? et (la main sur le coeur) ne trouvez-vous pas quelque chose d'imposant dans la situation actuelle de la Russie, quelque chose qui frappera le futur historien? Croyez vous qu'il nous mettra hors l'Europe? Quoique personnellement attache de coeur a Fempereur, je suis loin d'admirer tout ce que je vois autour de moi; comme homme de lettre, je suis aigri; comme homme a prejuges, je suis froisse - mais je vous jure sur mon honneur, que pour rien au monde je n'aurais voulu changer de patrie, ni avoir d'autre histoire que celle de nos ancetres, telle que Dieu nous l`a donnee.
Voici une bien longue lettre. Apres vous avoir contredit il faut bien que je vous dise que beaucoup de choses dans votre epitre sont profondement vraies. Il faut bien avouer que notre existence sociale est une triste chose. Que cette absence d'opinion publique, cette indifference pour tout ce qui est devoir, justice et verite, ce mepris cynique pour la pensee et la dignite de l`homme, sont une chose vraiment desolante. Vous avez bien fait de le dire tout haut. Mais je crains que vos opinions historiques ne vous fassent du tort... enfin je suis fache de ne pas m'etre trouve pres de vous lorsque vous avez livre votre manuscrit aux journalistes. Je ne vais nulle part, et ne puis vous dire si Farticle fait effet. J'espere qu'on ne le fera pas mousser. Avez-vous lu le 3-me № du "Современник"? L'article Voltaire et John Tanner sont de moi. Козловский serait ma providence s'il voulait une bonne fois devenir homme de lettre. Adieu, mon ami. Si vous voyez Orlof et Rayewsky dites leurs bien des choses. Que disent-ils de votre lettre, eux qui sont si mediocrement chretiens?
(Перевод:
Благодарю за брошюру, которую вы мне прислали. Я с удовольствием перечел ее, хотя очень удивился, что она переведена и напечатана. Я доволен переводом: в нем сохранена энергия и непринужденность подлинника. Что касается мыслей, то вы знаете, что я далеко не во всем согласен с вами. Нет сомнения, что схизма (разделение церквей) отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясали, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех. Вы говорите, что источник, откуда мы черпали христианство, был нечист, что Византия была достойна презрения и презираема и т. п. Ах, мой друг, разве сам Иисус Христос не родился евреем и разве Иерусалим не был притчею во языцех? Евангелие от этого разве менее изумительно? У греков мы взяли евангелие и предания, но не дух ребяческой мелочности и словопрений. Нравы Византии никогда не были нравами Киева. Наше духовенство, до Феофана, было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и, конечно, никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве. Согласен, что нынешнее наше духовенство отстало. Хотите знать причину? Оно носит бороду, вот и все. Оно не принадлежит к хорошему обществу. Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы - разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие - печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, - как, неужели все это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел вас в Париж? и (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы? Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражают, как человека с предрассудками - я оскорблен, - но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал.
Вышло предлинное письмо. Поспорив с вами, я должен вам сказать, что многое в вашем послании глубоко верно. Действительно, нужно сознаться, что наша общественная жизнь - грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству - поистине могут привести в отчаяние. Вы хорошо сделали, что сказали это громко. Но боюсь, как бы ваши религиозные исторические воззрения вам не повредили... Наконец мне досадно, что я не был подле вас, когда вы передали вашу рукопись журналистам. Я нигде не бываю и не могу вам сказать, производит ли статья впечатление. Надеюсь, что ее не будут раздувать. Читали ли вы 3-й № "Современника"? Статья "Вольтер" и "Джон Теннер" - мои, Козловский стал бы моим провидением, если бы захотел раз навсегда сделаться литератором. Прощайте, мой друг. Если увидите Орлова и Раевского, передайте им поклон. Что говорят они о вашем письме, они, столь посредственные христиане?)
741. С. Л. Пушкину
20 октября 1836 г. Из Петербурга в Москву
Mon cher рeге, voila d'abord mon adresse: на Мойке близ Конюшенного мосту в доме кн. Волконской. J'ai ete oblige de quitter la maison de Batachef, dont l'intendant est un coquin.
Vous me demandez des nouvelles de Natalie et de Ia marmaille. Grace a Dieu tout le monde se porte bien. Je n'ai pas de nouvelle de ma soeur qui est partie malade de la campagne. Son mari apres m'avoir impatiente par des lettres parfaitement inutiles ne donne plus signe de vie, quand il s'agit de regler ses affaires. Envoyez-lui, je vous prie, une доверенность pour la part que vous avez donnee a Olga; cela est indispensable. Leon est entre au service, et me demande de l'argent; mais je ne suis pas en etat d'entretenir tout le monde; je suis moi-meme tres derange, charge d'une nombreuse famille, la faisant vivre a force de travail et n'osant envisager l'avenir. Pavlichtchef me reproche les depenses que je fais, quoique je ne suis a charge a personne, et que je n'ai de compte a rendre qu'a mes enfants. Il pretend qu'ils seront toujours plus riches que son fils: je n'en sais rien; mais je ne puis, ni ne veux faire le genereux a leurs depens.
J'avais compte aller а Михайловское; je n'ai pas pu. Ca va encore me deranger pour un an, au moins. A la campagne j'aurais beaucoup travaille; ici je ne fais rien, que de la bile.
Adieu, mon cher pere, je vous baise les mains et vous embrasse de tout mon coeur.
20 oct. 1836.
(Перевод:
Дорогой отец, прежде всего - вот мой адрес (.....). Я вынужден был покинуть дом Баташева, управляющий которого негодяй.
Вы спрашиваете у меня новостей о Натали и о детворе. Слава богу, все здоровы. Не получаю известий о сестре, которая уехала из деревни больною. Ее муж, выводивший меня из терпения совершенно никчемными письмами, не подает признаков жизни теперь, когда нужно устроить его дела. Пошлите ему, пожалуйста, (доверенность) на ту часть, которую вы выделили Ольге; это необходимо. Лев поступил на службу и просит у меня денег; но я не в состоянии содержать всех; я сам в очень расстроенных обстоятельствах, обременен многочисленной семьей, содержу ее своим трудом и не смею заглядывать в будущее. Павлищев упрекает меня за то, что я трачу деньги, хотя я не живу ни на чей счет и не обязан отчетом никому, кроме моих детей. Он утверждает, что они все равно будут богаче его сына; не знаю, но я не могу и не хочу быть щедрым за их счет.
Я рассчитывал побывать в Михайловском - и не мог. Это расстроит мои дела по меньшей мере еще на год. В деревне я бы много работал; здесь я ничего не делаю, а только исхожу желчью.
Прощайте, дорогой отец, целую ваши руки и обнимаю вас от всего сердца.
20 окт. 1836.)
742. П. А. Корсакову
25 октября 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь Петр Александрович,
Спешу отвечать на вопросы Ваши. Имя девицы Мироновой вымышлено. Роман мой основан на предании, некогда слышанном мною, будто бы один из офицеров, изменивших своему долгу и перешедших в шайки пугачевские, был помилован императрицей по просьбе престарелого отца, кинувшегося ей в ноги. Роман, как изволите видеть, ушел далеко от истины. О настоящем имени автора я бы просил Вас не упоминать, а объявить, что рукопись доставлена через П. А. Плетнева, которого я уже предуведомил.
Позвольте, милостивый государь, вновь засвидетельствовать глубочайшее почтение и сердечную мою благодарность.
Честь имею быть, милостивый государь, Вашим покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.
25 окт.
743. А. Н. Муравьеву
Октябрь-начало ноября 1836 г. В Петербурге
Сердечно благодарен за статью, которую я так долго ожидал. Я перед Вами кругом виноват, я не только должен, но еще и желал бы с Вами поговорить - когда я Вас застану?
А. Пушкин.
744. Е. Ф. Канкрину
6 ноября 1836 г. В Петербурге
Милостивый государь граф Егор Францевич.
Ободренный снисходительным вниманием, коим Ваше сиятельство уже изволили меня удостоить, осмеливаюсь вновь беспокоить Вас покорнейшею моею просьбою.
По распоряжениям, известным в министерстве вашего сиятельства, я состою должен казне (без залога) 45000 руб., из коих 25000 должны мною быть уплачены в течение пяти лет.
Ныне, желая уплатить мой долг сполна и немедленно, нахожу в том одно препятствие, которое легко быть может отстранено, но только Вами.
Я имею 220 душ в Нижегородской губернии, из коих 200 заложены в 40000. По распоряжению отца моего, пожаловавшего мне сие имение, я не имею права продавать их при его жизни, хотя и могу их закладывать как в казну, так и в частные руки.
Но казна имеет право взыскивать, что ей следует, несмотря ни на какие частные распоряжения, если только оные высочайше не утверждены.
В уплату означенных 45000 осмеливаюсь предоставить сие имение, которое верно того стоит, а вероятно, и более.
Осмеливаюсь утрудить Ваше сиятельство еще одною, важною для меня просьбою. Так как это дело весьма малозначаще и может войти в круг обыкновенного действия, то убедительнейше прошу Ваше сиятельство не доводить оного до сведения государя императора, который, вероятно, по своему великодушию, не захочет таковой уплаты (хотя оная мне вовсе не тягостна), а может быть и прикажет простить мне мой долг, что поставило бы меня в весьма тяжелое и затруднительное положение, ибо я в таком случае был бы принужден отказаться от царской милости, что и может показаться неприличием, напрасной хвастливостию и даже неблагодарностию.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейшим слугою.
Александр Пушкин.
6-го ноября 1836 г.
745. Н. В. Голицыну
10 ноября 1836 г. Из Петербурга в Артек
St.-Petersbourg. 10 Nov. 1836.
Merci mille fois, cher Prince, pour votre incomparable traduction de ma piece de vers, lancee contre les ennemis de notre pays. J'en avais deja vu trois, dont une d'un puissant personnage de mes amis, et aucune ne vaut la votre. Que ne traduisites-vous pas cette piece en temps opportun, je l'aurais fait passer en France pour donner sur le nez a tous ces vociferateurs de la Chambre des deputes.
Que je vous envie votre beau climat de Crimee: votre lettre a reveille en moi bien des souvenirs de tout genre. C'est le berceau de mon "Онегин", et vous aurez surement reconnu certains personnages.
Vous m'annoncez une traduction en vers de mon "Бахчисарайский фонтан". Je suis sur qu'elle vous reussira comme tout ce qui sort de votre plume, quoique le genre de litterature auquel vous vous adonnez soit le plus difficile et le plus ingrat que je connaisse. A mon avis rien n'est plus difficile que de traduire des vers russes en vers francais, car vu la concision de notre langue, on ne peut jamais etre aussi bref. Honneur donc a celui qui s'en acquitte aussi bien que vous.
Adieu, je ne desespere pas de vous voir bientot dans notre capitale; vu votre facilite de locomotion. Tout a vous, A. Pouchkine.
(Перевод:
С.-Петербург, 10 ноября 1836.
Тысячу раз благодарю вас, милый князь, за ваш несравненный перевод моего стихотворения, направленного против недругов нашей страны. Я видел уже три перевода, из которых один сделан высокопоставленным лицом из числа моих друзей, но ни один не стоит вашего. Отчего вы не перевели этой пьесы в свое время, - я бы послал ее во Францию, чтобы щелкнуть по носу всех крикунов из Палаты депутатов.
Как я завидую нашему прекрасному крымскому климату: письмо ваше разбудило во мне множество воспоминаний всякого рода. Там колыбель моего "Онегина", и вы, конечно, узнали некоторых лиц.
Вы обещаете перевод в стихах моего ("Бахчисарайского фонтана"). Уверен, что он вам удастся, как все, что выходит из-под вашего пера, хотя тот род литературы, которому вы предаетесь, самый трудный и неблагодарный из всех, какие я знаю. По-моему, нет ничего труднее, как переводить русские стихи французскими, ибо, при сжатости нашего языка, никогда нельзя быть столь же кратким. Итак, честь и слава тому, кто справляется с этим так удачно, как вы.
Прощайте, я еще не отчаялся скоро увидеть вас в нашей столице, ибо знаю, как вы легки на подъем.
Весь наш А. Пушкин.)
746. В. А. Соллогубу
17 ноября 1836 г. В Петербурге
Je n'hesite pas a ecrire ce que je puis declarer verbalement. J'avais provoque M-r G. Heckern en duel, et il Га accepte sans entrer en aucune explication. C'est moi qui prie Messieurs les temoins de cette affaire de vouloir bien regarder cette provocation comme non avenue, ayant appris par la voix publique que M-r Georges Heckern etait decide a declarer ses projets de mariage avec M-lle Gontcharof, apres le duel. Je n'ai nul motif d'attribuer sa resolution a des considerations indignes d'un nomine de coeur.
Je vous prie, Monsieur le Comte, de faire de cette lettre l'usage que vous jugerez a propos.
Agreez l'assurance de ma parfaite consideration A. Pouchkine.
17 Novembre 1836.
(Перевод:
Я не колеблюсь написать то, что могу заявить словесно. Я вызвал г-на Ж. Геккерена на дуэль, и он принял вызов, не входя ни в какие объяснения. И я же прошу теперь господ свидетелей этого дела соблаговолить считать этот вызов как бы не имевшим места, узнав из толков в обществе, что г-н Геккерен решил объявить о своем намерении жениться на мадемуазель Гончаровой после дуэли. У меня нет никаких оснований приписывать его решение соображениям, недостойным благородного человека.
Прошу вас, граф, воспользоваться этим письмом так, как вы сочтете уместным.
Примите уверение в моем совершенном уважении.
А. Пушкин.
17 ноября 1836.)
747. М. Л. Яковлеву
19 ноября 1836 г. В Петербурге
Милый и почтенный мой Михайло Лукьянович! виноват! я было тебя зазвал сегодня к себе отобедать, а меня дома не будет. До другого раза, прости великодушно. Не забудь записку о святых доставить мне, грешному.
748. Л. Геккерену
17-21 ноября 1836 г. В Петербурге
Monsieur le Baron,
Avant tout permettez-moi de faire le resume de tout ce qui vient de se passer. La conduite de M-r votre fils m'etait entierement connue depuis longtemps et no pouvait m'etre indifferente; mais comme elle etait restreinte dans les bornes des convenances et que d'ailleurs je savais combien sur ce point ma femme meritait ma confiance et mon respect, je me contentais du role d'observateur quitte a intervenir lorsque je le jugerai a propos. Je savais bien qu'une belle figure, une passion malheureuse, une perseverance de deux annees finissent toujours par produire quelque effet sur le coeur d'une jeune personne et qu'alors le mari, a moins qu'il ne fut un sot, deviendrait tout naturellement le confident de sa femme et le maitre de sa conduite. Je vous avouerai que je n'etais pas sans inquietude. Un incident, qui dans tout autre moment m'eut ete tres desagreable, vint fort heureusement me tirer d'affaire: je recus des lettres anonymes. Je vis que le moment etait venu, et j'en profitai. Vous savez le reste: je fis jouer a M-r votre fils un role si grotesque et si pitoyable, que ma femme, etonnee de tant de plattitude, ne put s'empecher de rire et que l`emotion, que peut-etre avaitelle ressentie pour cette grande et sublime passion, s'eteignit dans le degout le plus calme et le mieux merite.
Mais vous, Monsieur le Baron, vous me permettrez d'observer que le role a vous dans toute cette affaire n'est pas des plus convenables. Vous, le representant d'une tete couronnee, vous avez ete paternellement le maquereau de votre batard ou bu soi-disant tel; toute la conduite de ce jeune homme a ete dirigee par vous. C'est vous qui lui dictiez les pauvretes qu'il venait debiter et les niaiseries qu'il s'est mele d'ecrire. Semblable a une obscene vieille, vous alliez guetter ma femme dans tous les coins pour lui parler de votre fils et lorsque, malade de verole, il etait retenu chez lui par les remedes, vous disiez, infame que vous etes, qu'il se mourait d'amour pour elle; vous lui marmottiez: rendez moi mon fils. Ce n'est pas tout.
Vous voyez que j'en sais long: mais attendez, ce n'est pas tout: je vous disais bien que l`affaire se compliquait. Revenons aux lettres anonymes. Vous vous doutez bien qu'elles vous interessent.
Le 2 de novembre vous eutes de monsieur votre fils une nouvelle qui vous fit beaucoup de plaisir. Il vous dit que je suis irrite, que ma femme craignait.... qu'elle perdait la tete. Vous resolutes frapper un coup que l`on croyait decisif. Une lettre anonyme fut composee par vous.
Je recus trois exemplaires de la dizaine que Ton avait distribuee. Cette lettre avait ete fabriquee avec si peu de precaution qu'au premier coup d'oeuil je fus sur les traces de l'auteur. Je ne m'en inquietais plus, j'etais sur de trouver mon drole. Effectivement, avant trois jours de recherches, je savais positivement a quoi m'en tenir.
Si la diplomatie n'est que Fart de savoir ce qui se fait chez les autres et de se jouer de leurs projets, vous me rendrez la justice d'avouer que vous avez ete vaincu sur tous les points.
Maintenant j'arrive au but de ma lettre: peut-etre desirez vous savoir ce qui m'a empeche jusqu'a present de vous deshonorer aus yeux de notre cour et de la votre. Je m'en vais vous le dire.
Je suis, vous le voyez, bon, ingenu, mais mon coeur est sensible. Un duel ne me suffit plus, et quelle que soit son issue, je ne me jugerai pas assez venge ni par la mort de M-r votre fils, ni par son mariage qui aurait l'air d'une bonne plaisanterie (ce qui, d'ailleurs, m'embarrasse fort peu), ni enfin par la lettre que j'ai l'honneur de vous ecrire et dont je garde la copie pour mon usage particulier. Je veux que vous vous donniez la peine de trouver vous meme les raisons qui seraient suffisantes pour m'engager a ne pas vous cracher a la figure et pour aneantir jusqu'a la trace cette miserable affaire, dont il me sera facile de faire un excellent chapitre dans mon histoire du cocuage.
J'ai l'honneur d'etre, Monsieur le Baron, Votre tres humble et tres obeissant serviteur A. Pouchkine.
(Перевод:
Барон,
Прежде всего позвольте мне подвести итог всему тому, что произошло недавно. - Поведение вашего сына было мне полностью известно уже давно и не могло быть для меня безразличным; но так как оно не выходило из границ светских приличий и так как я притом знал, насколько в этом отношении жена моя заслуживает мое доверие и мое уважение, я довольствовался ролью наблюдателя, с тем чтобы вмешаться, когда сочту это своевременным. Я хорошо знал, что красивая внешность, несчастная страсть и двухлетнее постоянство всегда в конце концов производят некоторое впечатление на сердце молодой женщины и что тогда муж, если только он не дурак, совершенно естественно делается поверенным своей жены и господином ее поведения. Признаюсь вам, я был не совсем спокоен. Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь потешную и жалкую, что моя жена, удивленная такой пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в отвращении самом спокойном и вполне заслуженном.
Но вы, барон, - вы мне позволите заметить, что ваша роль во всей этой истории была не очень прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему незаконнорожденному или так называемому сыну; всем поведением этого юнца руководили вы. Это вы диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о вашем сыне, а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома из-за лекарств, вы говорили, бесчестный вы человек, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына. Это еще не все.
Вы видите, что я об этом хорошо осведомлен, но погодите, это не все: я говорил вам, что дело осложнилось. Вернемся к анонимным письмам. Вы хорошо догадываетесь, что они вас интересуют.
2 ноября вы от вашего сына узнали новость, которая доставила вам много удовольствия. Он сказал вам, что я в бешенстве, что моя жена боится... что она теряет голову. Вы решили нанести удар, который казался окончательным. Вами было составлено анонимное письмо.
Я получил три экземпляра из десятка, который был разослан. Письмо это было сфабриковано с такой неосторожностью, что с первого взгляда я напал на следы автора. Я больше об этом не беспокоился и был уверен, что найду пройдоху. В самом деле, после менее чем трехдневных розысков я уже знал положительно, как мне поступить.
Если дипломатия есть лишь искусство узнавать, что делается у других, и расстраивать их планы, вы отдадите мне справедливость и признаете, что были побиты по всем пунктам.
Теперь я подхожу к цели моего письма: может быть, вы хотите знать, что помешало мне до сих пор обесчестить вас в глазах вашего и нашего двора. Я вам скажу это.
Я, как видите, добр, бесхитростен, но сердце мое чувствительно. Дуэли мне уже недостаточно, и каков бы ни был ее исход, я не сочту себя достаточно отомщенным ни смертью вашего сына, ни его женитьбой, которая совсем походила бы на веселый фарс (что, впрочем, меня весьма мало смущает), ни, наконец, письмом, которое я имею честь писать вам и которого копию сохраняю для личного употребления. Я хочу, чтобы вы дали себе труд и сами нашли основания, которые были бы достаточны для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо и чтобы уничтожить самый след этого жалкого дела, из которого мне легко будет сделать отличную главу в моей истории рогоносцев.
Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга А. Пушкин.)
749. А. Х. Бенкендорфу
21 ноября 1836 г. В Петербурге
Monsieur le comte!
Je suis en droit et je me crois oblige de faire part a Votre Excellence de ce qui vient de se passer dans ma famille. Le matin de 4 novembre, je reсus trois exemplaires d'une lettre anonyme, outrageuse pour mon honneur et celui de ma femme. A la vue du papier, au style de la lettre, a la maniere dont elle etait redigee, je reconnus des le premier moment qu'elle etait d'un etranger, d'un homme de la haute societe, d'un diplomate. J'allai aux recherches. J'appris que sept ou huit personnes avaient reсu le meme jour un exemplaire de la meme lettre, cachetee et adressee a mon adresse sous double enveloppe. La plupart des personnes qui les avaient reсues, soupсonnant une infamie, ne me les envoyerent pas.
On fut, en general, indigne d'une injure aussi lache et aussi gratuite; mais tout en repetant que la conduite de ma femme etait irreprochable, on disait que le pretexte de cette infamie etait la cour assidue que lui faisait M-r Dantes.
Il ne me convenait pas de voir le nom de ma femme accolle, en cette occasion, avec le nom de qui que ce soit. Je le fis dire a M-r Dantes. Le baron de Heckern vint chez moi et accepta un duel pour M-r Dantes, en me demandant un delai de 15 jours.
Il se trouve, que dans l'intervalle accorde, M-r Dantes devint amoureux de ma belle soeur M-elle Gontcharoff, et qu'il la demanda en mariage. Le bruit public m'en ayant instruit, je fis demander a M-r d'Archiac (second de M-r Dantes) que ma provocation fut regardee comme non avenue. En attendant je m'assurai que la lettre anonyme etait de M-r Heckern, ce dont je crois de mon devoir d'avertir le gouvernement et la societe.
Etant seul juge et gardien de mon honneur et de celui de ma femme, et par consequant ne demandant ni justice, ni vengeance, je ne peux ni ne veux livrer a qui que ce soit les preuves de ce que j'avance.
En tout cas, j'espere, M-r le comte, que cette lettre est une preuve du respect et de la confiance que je porte a votre personne.
C'est avec ces sentiments que j'ai l'honneur d'etre, Monsieur le comte, Votre tres humble et tres obeissant serviteur A. Pouchkine.
21 Novembre 1836.
(Перевод:
Граф!
Считаю себя вправе и даже обязанным сообщить вашему сиятельству о том, что недавно произошло в моем семействе. Утром 4 ноября я получил три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и чести моей жены. По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно было составлено, я с первой же минуты понял, что оно исходит от иностранца, от человека высшего общества, от дипломата. Я занялся розысками. Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на мое имя под двойным конвертом. Большинство лиц, получивших письма, подозревая гнусность, их ко мне не переслали.
В общем, все были возмущены таким подлым и беспричинным оскорблением; но, твердя, что поведение моей жены было безупречно, говорили, что поводом к этой низости было настойчивое ухаживание за нею г-на Дантеса.
Мне не подобало видеть, чтобы имя моей жены было в данном случае связано с чьим бы то ни было именем. Я поручил сказать это г-ну Дантесу. Барон Геккерен приехал ко мне и принял вызов от имени г-на Дантеса, прося у меня отсрочки на две недели.
Оказывается, что в этот промежуток времени г-н Дантес влюбился в мою свояченицу, мадемуазель Гончарову, и сделал ей предложение. Узнав об этом из толков в обществе, я поручил просить г-на д'Аршиака (секунданта г-на Дантеса), чтобы мой вызов рассматривался как не имевший место. Тем временем я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Гек-керена, о чем считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества.
Будучи единственным судьей и хранителем моей чести и чести моей жены и не требуя вследствие этого ни правосудия, ни мщения, я не могу и не хочу представлять кому бы то ни было доказательства того, что утверждаю.
Во всяком случае надеюсь, граф, что это письмо служит доказательством уважения и доверия, которые я к вам питаю.
С этими чувствами имею честь быть, граф, ваш нижайший и покорнейший слуга А. Пушкин.
21 ноября 1836.)
750. Е. Ф. Канкрину
Около (после) 21 ноября 1836 г. В Петербурге
Ответ, коим Ваше сиятельство изволили меня удостоить, имел я счастие получить. Крайне сожалею, что способ, который осмелился я предложить, оказался неудобным. Во всяком случае почитаю долгом во всем окончательно положиться на благоусмотрение Вашего сиятельства.
Принося Вашему сиятельству искреннюю мою благодарность за внимание, коего изволили меня удостоить, с глубочайшим....
751. В. Ф. Одоевскому
7 декабря 1836 г. (?) В Петербурге
Очень Вам благодарен - я вечно дома, а перед Вами кругом виноват - да черт знает как я изленился.
7 дек.
752. А. Г. Баранту
16 декабря 1836 г. В Петербурге
Monsieur le Baron,
Je m'empresse de faire parvenir л Votre Excellence les renseignements que vous avez desire avoir touchant les reglements qui traitent de la propriete litteraire en Russie.
La litterature n'est devenue chez nous une branche considerable d'industrie que depuis une vingtaine d'annees environ. Jusque la elle n'etait regardee que comme une occupation elegante et aristocratique. M-me de Staёl disait en 1811: en Russie quelques gentilshommes se sont occupes de litterature (10 ans d'Exil). Personne ne songeant a retirer d'autre fruit de ses ouvrages que des triomphes de societe, les auteurs encourageaient eux-memes la contrefacon et en tiraient vanite, tandis que nos academies donnaient l'exemple du delit en toute conscience et securite. La premiere plainte en contrefacon a ete portee en 1824. Il se trouva que le cas n'avait pas ete prevu par le legislateur. La propriete litteraire a ete reconnue en Russie par le souverain actuel. Voici les propres termes de la loi:
Tout auteur ou traducteur d'un livre a le droit de l'editer et de le vendre comme propriete acquise (non hereditaire).
Ses heritiers legitimes ont le droit d'editer et de vendre ses ouvrages (dans le cas que la propriete n'en soit pas allienee) pendant l'espace de 25 ans.
25 ans passes, a dater du jour de sa mort, ses oeuvres et traductions deviennent la propriete du public. Loi du 22 avril 1828.
L'amendement du 28 avril de la meme annee explique et complete ces reglements. En voici les principaux articles.
Une oeuvre litteraire soit imprimee, soit manuscrite ne saurait etre vendue ni du vivant de l'auteur ni apres sa mort pour satisfaire ses creanciers, a moins qu'il no l'ait exige lui-meme.
L'auteur a le droit, nonobstant tout engagement anterieur, de faire une nouvelle edition de son ouvrage si les deux tiers en sont changes ou bien entierement refondus.
Sera regarde comme contre-facteur 1) celui qui en reimprimant un livre n'aurait pas observe les formalites voulues par la loi, 2) celui qui vendrait un manuscrit ou le droit de l'imprimer a deux ou plusieurs personnes a la fois, sans en avoir eu le consentement, 3) celui qui publierait la traduction d'un ouvrage imprime en Russie (ou biеn avec Vapporobation de la censure russe) en у joignant le texte тёте, 4) qui reimprimerait dans l`etranger un ouvrage publie en Russie, ou bien avec Vapprobation de la censure russe, et en vendrait les exemplaires en Russie.
Ces reglements sont loin de resoudre toutes les questions qui pourront se presenter a Favenir. La loi ne stipule rien sur les oeuvres posthumes. Les heritiers legitimes devraient en avoir la propriete entiere avec tous les privileges de l`auteur lui-meme. L'auteur d'un ouvrage pseudonime ou bien attribue a un ecrivain connu, perd-il son droit de propriete el quelle est la regie a suivre en cette occasion? la loi n'en dit rien.
La contrefacon des livres etrangers n'est pas defendue et ne saurait Fetre. Les libraires russes auront toujours beaucoup a gagner, en reimprimant les livres etrangers, dont le debit leur sera toujours assure, meme sans exportation; au lieu que l'etranger ne saurait reimprimer des ouvrages russes faute de lecteurs.
La prescription pour le delit de contrefacon est fixe a deux ans.
La question de la propriete litteraire est tres simplifiee en Russie ou personne ne peut presenter son manuscrit a la censure sans en nommer Fauteur et sans le mettre par cela meme sous la protection immediate du gouvernement.
Je suis avec respect, Monsieur le Baron de Votre Excellence le tres humble et tres obeissant serviteur Alexandre Pouchkine.
16 decembre 1836
St P. b.
(Перевод:
Барон,
Спешу сообщить вашему превосходительству сведения, которые вы желали иметь относительно правил, определяющих литературную собственность в России.
Литература стала у нас значительной отраслью промышленности лишь за последние двадцать лет или около того. До тех пор на нее смотрели только как на изящное аристократическое занятие. Г-жа де Сталь говорила в 1811 г.: в России несколько дворян занялись литературой ("10 лет изгнания"). Никто не думал извлекать из своих произведений других выгод, кроме успехов в обществе, авторы сами поощряли их перепечатку и тщеславились этим, между тем как наши академики со спокойной совестью и ничего не опасаясь подавали пример этого правонарушения. Первая жалоба на перепечатку была подана в 1824 г. Оказалось, что подобный случай не был предусмотрен законодателем. Литературная собственность была признана нынешним монархом. Вот собственные выражения закона.
Всякий автор или переводчик книги имеет право ее издать и продать как собственность приобретенную (не наследственную).
Его законные наследники имеют право издавать и продавать его произведения (в случае, если право собственности не было отчуждено) в течение 25 лет.
По истечении 25 лет, считая со дня его смерти, его произведения становятся общественным достоянием. Закон 22 апреля 1828 г.
Приложение от 28 апреля того же года объясняет и дополняет эти правила. Вот его главные статьи:
Литературное произведение, напечатанное или находящееся в рукописи, не может быть продано ни при жизни автора, ни после его смерти для удовлетворения его кредиторов, если только он сам того не потребует.
Автор имеет право, не взирая на все прежние обязательства, выпустить новое издание своего произведения, если две трети в нем заменены или же совершенно переделаны.
Будет считаться виновным в контрафакции (незаконном перепечатывании): 1) тот, кто, перепечатывая книгу, не соблюдает формальностей, требуемых законом, 2) тот, кто продает рукопись или право ее напечатания двум или нескольким лицам одновременно, не имея на то согласия, 3) тот, кто издаст перевод произведения, напечатанного в России (или же с одобрения русской цензуры), присоединив к нему текст подлинника, 4) кто перепечатает за границей произведение, изданное в России или же с одобрения русской цензуры, и будет продавать экземпляры в России.
Эти правила далеко не разрешают всех вопросов, которые могут возникнуть в будущем. В законе нет никаких условий относительно посмертных произведений. Законные наследники должны были бы обладать полным правом собственности на них, со всеми преимуществами самого автора. Автор произведения, изданного под псевдонимом или же приписываемого известному писателю, теряет ли свое право собственности, и какому правилу следовать в таком случае? Закон ничего не говорит об этом.
Перепечатывание иностранных книг не запрещается и не может быть запрещено. Русские книгопродавцы всегда сумеют получать большие барыши, перепечатывая иностранные книги, сбыт которых всегда будет им обеспечен даже без вывоза, тогда как иностранец не сможет перепечатывать русские произведения из-за отсутствия читателей.
Срок давности по делам о перепечатывании определен в два года.
Вопрос о литературной собственности очень упрощен в России, где никто не может представить свою рукопись в цензуру, не назвав автора и не поставив его тем самым под непосредственную охрану со стороны правительства.
Остаюсь с уважением, барон, вашего превосходительства нижайший и покорнейший слуга Александр Пушкин.
16 декабря 1836. СПб.)
753. И. М. Коншину
21-22 декабря 1836 г. Из Петербурга в Царское Село
Н. М. Коншин. Акварель
Письмо Ваше очень обрадовало меня, любезный и почтенный Николай Иванович*, как знак, что Вы не забыли еще меня. Докладную записку сегодня же пущу в дело. Жуковского увижу и сдам ему Вас с рук на руки. С Уваровым - увы! - я не в таких дружеских сношениях; но Жуковский, надеюсь, все уладит. Заняв место Лажечникова, не займетесь ли Вы, по примеру Вашего предшественника, и романами? а куда бы хорошо! Все-таки Вы меня забыли, хоть наконец и вспомнили. И я позволяю себе дружески Вам за то попенять.
* (Описка, вместо Михайлович.)
Не будете ли вы в Петербурге? В таком случае надеюсь, что я Вас увижу. Ответ постараюсь доставить Вам как можно скорее.
А. П.
754. В. Ф. Одоевскому
Около 24 декабря 1836 г. В Петербурге
Вигель мне сказывал, что он Вам доставил критику статьи Булгарина. Если она у Вас, пришлите мне ее. Получили ли Вы 4 № "Современника" и довольны ли Вы им?
755. П. А. Осиповой
24 декабря 1836 г. Из Петербурга в Тригорское
24 dec.
Vous ne saurez croire, ma bien chere Прасковья Александровна, combien voire lettre m'a fait plaisir. Je n'avais pas de vos nouvelles depuis plus de quatre mois; et ce n'est qu'avant hier que M-r Lvof m'en a donnees; le meme jour j'ai recu voire lettre. J'avais espere vous voir en automne, mais j'en ai ete empeche en partie par mes affaires, en partie par Павлищев, qui m'a mis de mauvaise humeur en sorte que je n'ai pas voulu avoir l'air de venir а Михайловское pour arranger le partage.
C'est avec bien du regret que j'ai oblige de renoncer a etre votre voisin, et j'espere encore ne pas perdre cette place que je prefere a bien d'autre. Вот в чем дело: J'avais propose d'abord de prendre le bien a moi tout seul, en m'engageant de payer mon frere et ma soeur les parts qui leur reviennent a raison de 500 r. par ame. Павлищев оценил Михайловское в 800 р. душу - я с ним и не спорю, но в таком случае принужден был отказаться и предоставил имение продать. Перед своим отъездом писал он ко мне, что он имение уступает мне за 500 р. душу, потому что ему деньги нужны. Je l'ai envoye promener, en lui disant que si le bien coutait le double, je ne voulais pas en profiter aux depens de ma soeur et de mon frere. La chose en est restee la. Voulez-vous savoir quel serait mon desir? J'aurais voulu vous savoir proprietaire de Михайловское, et moi, me reserver Гусадьба avec le jardin et une dizaine de дворовые. J'ai grande envie de venir un peu а Тригорское cet hiver. Nous eussions parle de tout cela. En attendant je vous salue de tout mon coeur. Ma femme vous remercie de votre souvenir. Не привезти ли мне вам ее? Mes hommages a toute votre famille; а Евпраксия Николаевна surtout.
(Перевод:
24 декабря.
Вы не поверите, дорогая Прасковья Александровна, сколько удовольствия доставило мне ваше письмо. Я не имел от вас известий больше четырех месяцев; и только позавчера г-н Львов сообщил мне их; в тот же день я получил ваше письмо. Я надеялся повидаться с вами осенью, но мне помешали отчасти мои дела, отчасти Павлищев, который привел меня в плохое настроение, так что я не захотел, чтобы казалось, будто я приехал в Михайловское для раздела.
Лишь с большим сожалением вынужден я был отказаться от того, чтобы быть вашим соседом, и я все еще надеюсь но потерять этого места, которое предпочитаю многим другим. (.....) сначала я предложил взять все имение на себя одного, обязуясь выплачивать причитающиеся им части, из расчета по 500 р. за душу. (.....). Я послал его к черту, заявив, что если имение стоит вдвое дороже, я не хочу наживаться за счет брата и сестры. На этом дело остановилось. Хотите знать, чего бы я хотел? Я желал бы, чтобы вы были владелицей Михайловского, а я - я оставил бы за собой усадьбу с садом и десятком дворовых. У меня большое желание приехать этой зимой ненадолго в Тригорское. Мы переговорим обо всем этом. А тем временем шлю вам привет от всего сердца. Жена благодарит вас за память. (.....). Передайте от меня поклон всему семейству; Евпраксии Николаевне в особенности.)
756. В. Ф. Одоевскому
Около (не позднее) 29 декабря 1836 г. В Петербурге
Так же зло, как и дельно. Думаю, что цензура однако ж не всё уничтожит - на всякий случай спрос не беда. Не увидимся ли в Академии наук, где заседает князь Дундук?
757. А. А. Плюшару
29 декабря 1836 г. В Петербурге
Monsieur,
Je suis parfaitement d'accord sur toutes les conditions que vous avez la complaisance de me proposer, concernant la publication d'un volume de mes poesies (dans votre lettre du 23 decembre 1836). И est done convenu que vous le ferez imprimer a 2500 exemplaires sur le papier que vous choisirez, que vous serez seul charge de la vente de l'edition, a raison de 15% de remise, et que le produit des premiers volumes vendus servira a rembourser tous les frais de l`edition, ainsi que les 1500 roubles assignats que vous avez bien voulu m'avancer.
Veuillez recevoir, Monsieur, l'assurance de ma parfaite consideration.
A. Pouchkine.
29 decembre 1836.
St. Petersbourg.
(Перевод:
Милостивый государь,
Я совершенно согласен на все условия, которые вы были добры мне предложить относительно издания тома моих стихотворений (в вашем письме от 23 декабря 1836 г.). Итак, решено, что вы распорядитесь отпечатать его в 2500 экземплярах, на бумаге, которую сами выберете, что вам одному будет поручена продажа издания с предоставлением 15% скидки и что доход с первых проданных томов пойдет на возмещение всех издержек по изданию, а также и 1500 рублей ассигнациями, которые вы любезно выдали мне вперед.
Благоволите принять, милостивый государь, уверение в моем совершенном уважении.
А. Пушкин.
29 декабря 1836.
С.-Петербург.)
758. В книжную лавку А. Ф. Смирдина
29 декабря 1836 г. В Петербурге
Двадцать пять экземпляров 4-го № "Современника" выдать по сей записке.
А. Пушкин.
29 декабря 1838 г.
759. Неизвестному
1827-1836 гг.
В эту минуту не могу еще ничего сделать; через неделю надеюсь Вас увидеть и с Вами переговорить. Если сам не буду, приезжайте ко мне.
А. П.
Пожалуйста, не принимайте этого письма за отказ.
760. В. Ф. Одоевскому
1835-1836 гг. В Петербурге
Сделайте мне божескую милость, Ваше сиятельство: пришлите мне на несколько часов "Наблюдателя".
А. П.
761. В. Ф. Одоевскому
1835-1836 гг. (?) В Петербурге
Я дома, больной, в насморке. Готов принять в моей каморке любезного гостя - но сам из каморки не выйду.
А. П.
762. А. П. Керн
1835-1836 гг. (?) В Петербурге
Ma plume est si mauvaise que Madame Hitrof ne peut s'en servir et que c'est moi qui ai l'avantage d'etre son secretaire.
(Перевод:
У меня такое скверное перо, что госпожа Хитрова не может им воспользоваться, и мне выпала удача быть ее секретарем.)
763. А. П. Керн
1835-1836 гг. (?) В Петербурге
Voici la reponse de Cheremeteff. Je desire qu'elle vous soit agreable. M-me Hitrof a fait ce qu'elle a pu. Adieu - belle dame - soyez tranquille et contente, et croyez a mon devouement.
(Перевод:
Вот ответ Шереметева. Желаю, чтобы он был вам благоприятен. Г-жа Хитрова сделала все, что могла. Прощайте, прекрасная дама. Будьте покойны и довольны, и верьте моей преданности.)
764. А. П. Керн
1835-1836 гг. (?) В Петербурге
Quand vous n'avez rien pu obtenir, vous qui etes une jolie femme, qu'y pourrai-je faire moi, qui ne suis pas meme joli garcon... Tout ce que je puis conseiller, c'est de revenir a la charge...
(Перевод:
Раз вы не могли ничего добиться, вы, хорошенькая женщина, то что уж делать мне - ведь я даже и некрасивый малый... Все, что могу посоветовать, это снова обратиться к посредничеству...)
765. П. А. Вяземскому
Вторая половина 1835 г. - 1836 г. В Петербурге
Араб (женского рода не имеет) житель или уроженец Аравии, аравитянин. Караван был разграблен степными арабами.
Арап, женск. арапка, так обыкновенно называют негров и мулатов. Дворцовые арапы, негры, служащие во дворце. Он выезжает с тремя нарядными арапами.
Арапник, от польского Herapnik (de harap, cri de chasseur pour enlever aux chiens la proie. Reiff). NB: harap vient de herab*.
* ((от harap, возглас охотника, чтобы отнять у собак добычу. Рейф). NB: harap происходит от herab (франц. и нем.).)
А право, не худо бы взяться за лексикон или хоть за критику лексиконов.
766. Неизвестному
Конец 1835 г.-1836 г. В Петербурге
Monsieur le Baron,
Ma femme et mes belles soeurs ne manqueront pas de se rendre a l'invitation de Voire Excellence.
Je m'empresse de profiter de cette occasion pour vous presenter l'hommage de mon respect.
(Перевод:
Барон,
Жена моя и свояченицы не преминут явиться на приглашение вашего сиятельства.
Спешу воспользоваться этим случаем, чтобы заверить вас в моем уважении. )
767. М. Л. Яковлеву
1836 г. (?) В Петербурге
Смирдин меня в беду поверг,
У торгаша сего семь пятниц па неделе,
Его четверг на самом деле
Есть после дождичка четверг.
Завтра получу деньги в 2 часа пополудни. А ввечеру тебе доставлю.
Весь твой А. П.
768. А. Тардифу де Мелло
1836 г. (?) В Петербурге
Vous m'avez fait trouver mes vers bien beaux, Monsieur. Vous les avez revetus de ce noble vetement, sous lequel la poesie est vraiment deesse, vera incessu patuit dea. Je vous remercie de votre precieux envoi.
Vous etes poete et vous enseignez la jeunesse; j'appelle deux benedictions sur vous.
A. Pouchkine.
(Перевод:
Вы заставили меня найти красоту в моих стихах, милостивый государь. Вы облекли их в ту благородную одежду, в которой поэзия становится поистине богиней, vera in cessu patuit dea*. Благодарю вас за вашу драгоценную посылку.
* (в поступи явно сказалась богиня (лат.).)
Вы поэт, и вы обучаете юношество; призываю на вас двойное благословение.
А. Пушкин.)
769. В. Ф. Одоевскому
Конец ноября-декабрь 1836 г. В Петербурге
Конечно, "Княжна Зизи" имеет более истины и занимательности, нежели "Сильфида". Но всякое даяние Ваше благо. Кажется, письмо тестя холодно и слишком незначительно. Зато в других много прелестного. Я заметил одно место знаком (?) - оно показалось мне невразумительно. Во всяком случае "Сильфиду" ли, "Княжну" ли, но оканчивайте и высылайте. Без Вас пропал "Современник".
А. П.
770. В. Ф. Одоевскому
Конец ноября - декабрь 1836 г. В Петербурге
Статья г. Волкова в самом деле очень замечательна, дельно и умно написана и занимательна для всякого. Однако ж я ее не помещу, потому что, по моему мнению, правительству вовсе не нужно вмешиваться в проект этого Герстнера. Россия не может бросить 3000000 на попытку. Дело о новой дороге касается частных людей: пускай они и хлопочут. Все, что можно им обещать, так это привилегию на 12 или 15 лет. Дорога (железная) из Москвы в Нижний-Новгород еще была бы нужнее дороги из Москвы в Петербург - и мое мнение - было бы: с нее и начать...
Я, конечно, не против железных дорог; но я против того, чтоб этим занялось правительство. Некоторые возражеиия противу проекта неоспоримы. Например: о заносе снега. Для сего должна быть выдумана новая машина, sine que non*. О высылке народа или о найме работников для сметания снега нечего и думать: это нелепость.
* (во что бы то ни стало (лат.).)
Статья Волкова писана живо, остро. Отрешков отделан очень смешно; но не должно забывать, что противу железных дорог были многие из Государственного совета; и тон статьи вообще должен быть очень смягчен. Я бы желал, чтоб статья была напечатана особо или в другом журнале; тогда бы мы об ней представили выгодный отчет с обильными выписками.
Я согласен с Вами, что эпиграф, выбранный Волковым, неприличен. Слова Петра I были бы всего более приличны; но на сей раз пришли мне следующие: А спросить у немца: а не хочет ли он (- - -)?
771. П. А. Вяземскому
Декабрь 1836 г. В Петербурге
Письмо твое прекрасно: форма Милостивый государь, Сергей Семенович или О etc., кажется, ничего не значит, главное: дать статье как можно более ходу и известности. Но во всяком случае цензура не осмелится ее пропустить, а Уваров сам на себя розог не принесет. Бенкендорфа вмешать тут мудрено и неловко. Как же быть? Думаю оставить статью, какова она есть, а впоследствии времени выбирать из нее все, что будет можно выбрать, как некогда делал ты в "Литературной газете" со статьями, не пропущенными Щегловым. Жаль, что ты не разобрал Устрялова по формуле, изобретенной Воейковым для Полевого, а куда бы хорошо! Стихи для тебя переписываю.
772. В. Ф. Одоевскому
Декабрь 1836 г. В Петербурге
Батюшка, Ваше сиятельство! побойтесь бога: я ни Львову, ни Очкину, ни детям - ни сват ни брат. Зачем мне sot-действовать* "Детскому журналу"? уж и так говорят, что я в детство впадаю. Разве уж не за деньги ли? О, это дело не детское, а дельное. Впрочем, поговорим.
* (глупо (действовать) (франц.).)
773. С. Л. Пушкину
Конец декабря 1836 г. Из Петербурга в Москву
Il у a bien longtemps que je n'ai eu de vos nouvelles. Веневитинов m'a dit qu'il vous avait trouve triste et inquiet, et que vous aviez le projet de venir a Petersbourg. Est-ce vrai? j'ai besoin d'aller a Moscou, en tout cas j'espere bientot vous revoir. Voici la nouvelle annee qui nous arrive. Dieu donne qu'elle nous soit plus heureuse que celle qui vient de s'ecouler. Je n'ai pas de nouvelles de ma soeur, ni de Leon. Celui-ci a du etre de l'expedition et ce qui est sur c'est qu'il n'est ni tue ni blesse. Ce qu'il avait ecrit sur le general Rozen, ne s'est trouve fonde sur rien. Leon est susceptible et gate par la familiarite de ses ci-devant chefs. Le general Rozen ne l`a jamais traite en chien comme il le disait, mais en lieutenant capitaine, ce qui est tout autre chose. Nous avons une noce. Ma belle-soeur Catherine se marie au baron Heckern, neveu et fils adoptif de l'ambassadeur du roi de Hollande. C'est un tres beau et bon garcon, fort a la mode, riche et plus jeune de 4 ans que sa promise. Les preparatifs du trousseau occuppent et amusent beaucoup ma femme et ses soeurs, mais me font enrager. Car ma maison a l`air d'une boutique de modes et de linge. Веневитинов a presente son rapport sur l'etat du gouvernement de Koursk. L'empereur en a ete frappe et s'est beaucoup informe de Веневитинов; il a dit a je ne sais plus qui: faites-moi faire sa connaissance la premiere fois que nous nous trouverons ensemble. Voila une carriere faite. J'ai regu une lettre du cuisinier de Пещуров qui me propose de reprendre son eleve. Je lui ai repondu que j'attendrai la-dessus vos ordres. Le desirezvous garder? et quelles ont ete les conditions de l'apprentissage? Je suis tres occuppe. Mon journal et mon Pierre le Grand me prennent bien du temps; cette annee j'ai assez mal fait mes affaires, l`annee suivante sera meilleure a ce que j'espere. Adieu mon tres cher pere. Ma femme et toute ma famille vous embrassent et vous baisent les mains. Mes respects et mes amities a ma tante et a sa famille.
(Перевод:
Уже довольно давно не получал я от вас известий. Веневитинов сказал мне, что вы показались ему грустным и ветревоженным и что вы собирались приехать в Петербург. Так ли это? мне нужно съездить в Москву, во всяком случае я надеюсь вскоре повидаться с вами. Вот уж наступает новый год - дай бог, чтоб он был для нас счастливее, чем тот, который истекает. Я не имею никаких известий ни от сестры, ни от Льва. Последний, вероятно, участвовал в экспедиции, и одно несомненно - что он ни убит, ни ранен. То, что он писал о генерале Розене, оказалось ни на чем не основанным. Лев обидчив и избалован фамильярностью прежних своих начальников. Генерал Розен никогда не обращался с ним, как с собакой, как он говорил, но как с штабс-капитаном, что совсем другое дело. У нас свадьба. Моя свояченица Екатерина выходит замуж за барона Геккерена, племянника и приемного сына посланника короля голландского. Это очень красивый и добрый малый, он в большой моде и 4 годами моложе своей нареченной. Шитье приданого сильно занимает и забавляет мою жену и ее сестру, но приводит меня в бешенство. Ибо мой дом имеет вид модной и бельевой мастерской. Веневитинов представил доклад о состоянии Курской губернии. Государь был им поражен и много расспрашивал о Веневитинове; он сказал уже не помню кому: познакомьте меня с ним в первый же раз, что мы будем вместе. Вот готовая карьера. Я получил письмо от пещуровского повара, который предлагает взять назад своего ученика. Я ему ответил, что подожду на этот счет ваших приказаний. Хотите вы его оставить? и каковы были условия ученичества? Я очень занят. Мой журнал и мой Петр Великий отнимают у меня много времени; в этом году я довольно плохо устроил свои дела, следующий год будет лучше, надеюсь. Прощайте, мой дорогой отец. Моя жена и все мое семейство обнимают вас и целуют ваши руки. Мое почтение и поклоны тетушке и ее семейству.)