135. М. И. Муравьеву-Апостолу. Вторник, 28 июня 1849 г., Тобольск

<...> Очень бы хотелось получить письма, которые Шаховской обещал мне из России,- может, там что-нибудь мы бы нашли нового. В официальных мне ровно ничего не говорят - даже по тону не замечаю, чтобы у Ивана Александровича была тревога, которая должна всех волновать, если теперь совершается повторение того, что было с нами^*. Мы здесь ничего особенного не знаем, как ни хлопочем с Михаилом Александровичем поймать что-нибудь новое: я хлопочу лежа, а он кой-куда ходит и все возвращается ни с чем. С<тепан> М<ихайлович> советует быть мне осторожнее. Я при этом новом его замечании показываю ему ногу, и он убеждается, что она поневоле меня включила в число осторожных. Никогда не было так затруднено самое малое движение. Вольф уверяет, что это все должно очень скоро пройти. Желаю ему верить, но как-то покамест не сбываются его слова. Он читал письмо Ивана Дмитриевича - я именно дал ему прочесть, чтоб отзыв об нем служил благодарственным адресом,- и Вольф очень доволен. И я доволен, но, признаюсь, хотел бы видеть развязку этого лечения, которое и медику должно наскучить. <...> С прошедшей почтой я писал к Надежде Николаевне. <...> Много говорил Вольфу об училищах и особенно о женском, которое представляла ему Гутинька. Я вижу Гутиньку в полном блеске педагогии и восхищаюсь. <...> К Евгению я пишу несколько слов сегодня официально - поэтому ему не помешает прочесть и эти листки.

^* (Речь идет о деле петрашевцев. Иван Александрович - брат М. А. Фонвизина, письма которого Пущин читал вместе с Фонвизиными, находясь в Тобольске.)

<...> Опять присел к вашему листку, давши отдых ноге,- она сильно меня беспокоит, но об этом тоска говорить. Лучше скажу, когда совсем все пройдет. <...> Может быть, к тому времени несколько прояснится мой выезд. Вы удивляетесь, что Ивану Александровичу отказали приехать в Тобольск, а я дивлюсь, что он просился. Надобно было просто ехать в виде золотоискателя. Я читал его письмо к Орлову и ответ Орлова. Странно только то, что Орлов при свидании в Москве с Ив<аном> Ал<ександровичем> сказал, чтоб он написал к нему, и потом ничего не сделал. Впрочем, все это в порядке вещей^*. <...>

^* (И. А. Фонвизин неоднократно просил разрешения посетить брата в Тобольске. В 1843 г. его прошение было поддержано из Сибири ходатайством жандармского генерала Н. Я. Фалькенберга, на которое в Петербурге была наложена резолюция: "Невозможно". Отказ последовал на аналогичную просьбу в 1849 г.)

Что-то будет с нашими в Венгрии? Я ожидаю важных событий. Император наш, говорят, поехал в Вену. Мы с Михаилом Александровичем без конца политикуем. Странная вышла экспедиция французов в Италию. Вообще все довольно сложно делается^*.

^* (Речь идет о событиях 1848-1849 гг.: революции в Венгрии, на подавление которой были двинуты русские войска, и подавлении революции в Италии объединенными силами европейской контрреволюции (Франции, Австрии, Испании, Неаполя).)

Граббе послан в Константинополь для заключения наступательного и оборонительного союза с Портою. Результат переговоров еще неизвестен. <...>

С Вольфом я составил план моего лечения в Иркутске. Поеду на Туркинские воды. Буду пить и купаться, только не в горячей, а в простуженной серной воде, потом ноги купать в железной ванне. План составлен, остается привести в исполнение. <...> К Басаргину напишу, когда соберу деньги Щепину. <...>